Читать книгу - "Джугафилия и советский статистический эпос - Дмитрий Орешкин"

«В Томске мальчик от голода умер, лежал у окна одного дома два дня, и никто не вышел. Сперва стонал, а на другой день перестал. На третий, когда я шел, то уже не видел его, унесли»^[137].

Д-р Сулакшин родился после войны, сам видеть такого не мог. Но неужели сибирская родня ничего про военное и послевоенное время ему не рассказывала? Неужели он в детстве и в молодости не захаживал в томские магазины и квартиры и не видел, как питались и в каких жилищных условиях обитали его сверстники? Неужели ему осталось непонятным, чем на самом деле (помимо неподдельной гордости за социалистическую Родину) определялась рождаемость в те былинные времена?

Видимо, да, осталось непонятным. Так уж устроен бронированный советский перископ. Меж тем священник Савченко, вовсе не имея в виду труды Сулакшина, а просто как добросовестный исследователь, не поленился сравнить долю детей 1943 г.р. (к моменту переписи 1959 г. им было уже 15–16 лет) в населении советских республик. Исходя из логичной гипотезы, что там, где жилось тяжелее всего в смысле мобилизации родителей на фронт, обеспечения продуктами питания и крыши над головой, доля когорты 1943 г.р. окажется меньше. Так вот, по официальной советской переписи, туже всех в 1943 г. пришлось России. В РСФСР рождаемость составила всего семь человек на тысячу (7%о). По СССР в целом, напомним, было 8,6 %. В Грузии и Узбекистане — 9,1 и 9,3 % соответственно. Для Украины, Белоруссии и Молдавии, которые в 1942–1943 гг. полностью или в значительной части находились под оккупацией, показатели заметно выше российских: 11,1; 11,5 и 13,5 % соответственно. Поскольку объем совокупности огромен, говорить о случайных отклонениях не приходится.

Простые расчеты о. Савченко не противоречат идее о том, что с точки зрения детородных процессов условия жизни на оккупированных фашистами землях в 1942–1943 гг. были крайне тяжелыми: доля детей соответствующего возраста вдвое-втрое меньше довоенной нормы. Что вполне понятно. Но все же они оказались лучшими, чем на землях, оккупированных сталинским режимом, откуда тот вволю выгребал людские ресурсы и бросал на фронт. При всей мерзости гитлеровского режима, голода для мирных жителей на оккупированных территориях он сумел не допустить.

Эти простые цифры добавляют неожиданные оттенки очевидному для советского мышления тезису о том, что максимум демографических потерь был приурочен к зоне гитлеровской оккупации. И тем более они не вписываются в экзотическую выдумку, что, мол, репродуктивное поведение советского народа решающим образом зависело от победных сообщений с фронта. Иначе выходит, что патриотически настроенные граждане, отмечавшие под одеялом победу на Волге, преобладали как раз в зоне фашистской оккупации. Преимущественно в Молдавии, где рождаемость в 1943 г. была почти вдвое выше, чем в РСФСР.

Слушайте, может перепись 1959 г. тоже пора объявить вредительской?! Или как минимум о. Савченко — иностранным агентом? Похоже, без этого не обойтись. Иначе, как сказал бы И.В. Сталин, зарез.

Впрочем, нас все-таки интересует не демография, а нечто другое. Как легко нормы человеческой (не говоря уж про научную) добросовестности вместе со столь же элементарными объективными фактами приносятся в жертву победоносной сказке. Или, что удивительно часто совпадает, в жертву интересам начальства. Это действительно похоже на особую, по-своему уникальную корпоративную среду. Ее трудно без грубого насилия над мыслью и совестью привязать, например, к православию, чему примером честная позиция священника Савченко. Да, собственно, и к настоящей России тоже. А вот к социальному мифу о руководящей и направляющей роли вождя и его партии — еще как.

Ради идеократического реванша и спасения советской картинки мира в широкие народные массы была внедрена фишка под названием «крест Чубайса». Позже этот красивый термин пригодился для разбора энергетической политики РАО «ЕЭС», но в первородном виде он относился к демографии. Суть, вкратце, в том, что в 90-х годах наконец пересеклись нисходящая «кривая рождаемости» и восходящая «кривая смертности». Получился косой крест, как на андреевском флаге. И виноват, естественно, Чубайс.

Хотя, строго говоря, речь не совсем о смертности или рождаемости. Это относительные величины, измеряемые долей родившихся или умерших в расчете на 1000 человек. Или (если дело касается рождаемости) на 1000 женщин детородного возраста. Здесь как раз никаких катастрофических скачков не наблюдается: как глубоко в советские времена установился тренд на уменьшение числа деторождений у средней мамы и числа детей в средней семье, так с небольшими колебаниями он и тянется, асимптотически приближаясь к уровню стабилизации где-то возле «полутора детей» на семью. В то время как для роста населения нужно иметь более двух, иначе папа с мамой в лучшем случае лишь повторяют свое поколение, воспитывая двух новых членов общества вместо двух прежних.

Поэтому на реальном графике коэффициента рождаемости большого пропагандистского урожая не соберешь: он как нацелился снижаться (когда Чубайс еще писался в пеленки), так по сей день и продолжает с некоторыми не слишком существенными колебаниями. Но совсем иное дело, если вместо коэффициента рождаемости и смертности поставить натуральные числа рождений и смертей! Это смотрится куда убедительнее. В начале и середине 90-х смертей действительно стало заметно больше, чем рождений. Крест в самом деле имеет место: давно затухавший рост населения наконец иссяк и сменился сокращением. Которое, впрочем, смягчается возросшим притоком мигрантов — главным образом из независимых республик Средней Азии.