Читать книгу - "Секреты Российской дипломатии. От Громыко до Лаврова - Леонид Млечин"

Больше всего Козырев страдал от неразберихи в формировавшемся государственном аппарате, когда совершенно неожиданные люди, пользуясь своей близостью к президенту, влезали в международные дела, подписывали ни с кем не согласованные указы и распоряжения или же что-то ему внушали по внешнеполитической части. Это были не просто ведомственные дрязги, речь шла о направлении внешней политики.

Козыреву ставили в вину стремление дружить с Соединенными Штатами, упрекали за отсутствие интереса к Востоку, Ближнему Востоку в частности. Он, правда, неизменно отвечал, что это миф, будто он занимался только отношениями с Америкой, а остальной мир забыл. Конечно, после распада СССР практически полностью изменилась политика Москвы в отношении прежних союзников. Прекратились, например, дружественные отношения с воинственным Ираком, зато Москва восстановила дипломатические отношения с богатой и стабильной Саудовской Аравией.

Козырев считает своим огромным достижением добрососедские отношения с Китаем. Китайцы быстро пошли на сближение, когда Козырев предложил в 1992 году: давайте забудем о социализме и о капитализме. Давайте не будем больше идеологическими братьями и идеологическими врагами, а просто признаем, что есть великий Китай и великая Россия, и будем строить нормальные отношения.

Козырев действительно был сторонником стратегического партнерства с Западом, считая, что это лучший выбор сточки зрения национально-государственных интересов России. На первых порах это почти всем понравилось. В 1991–1992 годах в стране практически не ощущалось антиамериканских настроений, все надеялись на теснейшее сотрудничество с Западом. Потом появились разочарование, сомнения и подозрения: почему они с нами так обращаются? Почему они много обещают, но мало чем реально помогают? И вообще Запад навязывает нам такой экономический курс, который привел нас к упадку.

Козырева стали обвинять в том, что в результате его политики Россия растеряла союзников, лишилась способности влиять на положение дел в мире. Россия действительно перестала внушать страх окружающему миру, но многим казалось, что именно это означает утрату статуса великой державы.

Я спрашивал Козырева:

— Ваши оппоненты говорят: западные партнеры на самом деле пекутся только о своем интересе.

— А мы печемся о своем. Раз они платить за нас не желают, раз у них есть другие дела, кроме как нам помогать, неужели это означает, что они нам враги? Думать так — значит не понимать суть партнерства. Если мы с вами партнеры, то вы, наверное, не мечтаете о том, чтобы я был намного богаче вас, чтобы я был Рэмбо, а вы хиляком. Но вы и не хотите, чтобы я был хиляком. Партнер вам нужен более или менее такой, как вы сами. Они не хотят, чтобы мы стали супердержавой, которая всему миру диктует, как ему быть. И мы не хотим, чтобы Соединенные Штаты были супердержавой…

— У ваших оппонентов есть такой аргумент. Когда Козырев демонстрирует свой прозападный курс, то Запад думает: этот человек в любом случае наш, что с ним церемониться? А если министр говорит: я еще подумаю, стоит ли с вами договариваться, то партнер вынужден идти на уступки.

— Когда делят пирог, надо быть за столом и постараться отрезать себе кусочек побольше. А если стоишь в сторонке, то внешне это выглядит как очень гордая позиция. Но задача состоит в том, чтобы есть пирог.