Читать книгу - "Русские и государство. Национальная идея до и после "крымской весны" - Михаил Ремизов"

Россия действительно складывалась как союз народов. Но именно для того, чтобы этот союз был возможен, необходимо признание его основного участника – русских как субъекта российского государственного проекта.

Противостоять этому признанию от имени прав меньшинств нет никаких оснований. Ведь их права уже реализованы по максимуму – в виде собственных государств, влиятельных лобби, культурных автономий.

Осталось лишь дополнить всю эту «цветущую сложность» национальным самоопределением большинства. Безусловно, здесь уместен вопрос: а разве нельзя считать это национальное самоопределение достигнутым и обеспеченным просто по факту существования государства, в котором русские составляют устойчивое численное большинство, русский является государственным языком, да и само название страны подозрительно созвучно с этнонимом?

Примерно такой аргумент звучит в статье Владимира Путина о национальном вопросе[6], где русский народ признается «скрепляющей тканью», «стержнем» и даже «государствообразующим» народом «по факту существования России». С другой стороны, в той же статье раздраженно отвергаются «насквозь фальшивые разговоры о праве русских на самоопределение» и «попытки проповедовать идеи построения русского «национального»… государства».

На чем основан этот необычный софизм: народ признается государствообразующим «по факту, но не по праву» (хотя, казалось бы, право, даже фактически реализованное, должно оставаться правом)?

В подтексте очевидно нежелание придать признанному факту правовой характер (например, зафиксировать его в конституции в той или иной форме). Но, если вдуматься, проблема куда глубже, чем вопрос о правовом признании или непризнании «государствообразующего» статуса русских. Ведь термин «государствообразующий» говорит об отношении народа к государству, но не государства – к народу. Парадоксальная формула самоопределения «по факту, но не по праву», звучащая в статье, довольно точно отражает сложившуюся асимметрию отношений между Российской Федерацией и ее «государствообразующим народом», который обеспечивает само существование и устойчивость этого государства – но не определяет его целевую функцию.

В этой асимметрии коренятся многие из проблем, о которых шла речь выше, включая и особенности миграционной политики, стимулирующей замещение населения, и правила предоставления гражданства, безразличные к положению русских как разделенного народа, и карт-бланш региональным этнократиям внутри страны. Изъян в данном случае не только и не столько в низком качестве работы государственных институтов, сколько в самой их целевой настройке.

Как уже отмечалось, в программных документах, определяющих национальную политику государства какие-либо ориентиры, связанные с национальным развитием русского народа, с теми системными характеристиками, от которых зависит само сохранение этой общности в мировой истории, – полностью отсутствуют. У нашей наднациональной бюрократии сегодня нет языка и инструментария для того, чтобы хотя бы обозначить, сформулировать такие ориентиры в государственной плоскости.

Справедливости ради нужно сказать, что и самому русскому народу пока привычнее держать государство на плечах, подобно бессловесному Атланту, периодически размышляя о том, не лучше ли «сбросить бремя», чем использовать его в качестве инструмента своего выживания и развития. В целом та истина, что государство – это инструмент и в силу этого его удобнее держать в руках, а не на плечах, – пока не прижилась в нашей национальной политической культуре. Принять ее для нас столь же непривычно, сколь необходимо. Быть может, это и есть та малость, которой государству не хватает для того, чтобы быть национальным, а нам – для того, чтобы считать его пусть тысячу раз несовершенным, но безусловно своим.