Читать книгу - "Свобода слуг - Маурицио Вироли"

Писавшие о придворной системе подчеркивали двойственный характер положения придворного. Почитание придворными властителя «состоит в том, что они здесь, вокруг него, при нем, но в то же самое время не слишком близко к нему, ослепленные им и страшащиеся его, ожидающие от него чего угодно. В этой своеобразной атмосфере, пронизанной блеском, страхом и благодатью, они проводят всю свою жизнь. Ничего другого для них не существует. Они, так сказать, поселились на самом Солнце, тем самым показывая другим людям, что на Солнце тоже можно жить»[42]. Другие авторы подчеркивали ощущение несчастья, парализующее жизнь добровольного раба: «Но разве можно это назвать счастливой жизнью? Разве это вообще значит жить? Есть ли на свете что-нибудь более невыносимое, чем такое положение, я уже не говорю для просвещенного человека, но даже просто для человека со здравым смыслом или, наконец, для человека, не утратившего хотя бы человеческий облик. Есть ли более жалкое положение, чем жить так, чтобы у тебя не было ничего своего, так, чтобы все – и твой покой, и твоя свобода, и твое тело, и самая жизнь целиком зависели от другого»[43].

Мнение Ла Боэси и других пользуется огромным уважением. В глазах человека, обладающего хотя бы каким-то чувством собственного достоинства, никакое услужение не будет столь тягостным, как то, что порождается не силой, а зависимостью от огромной власти другого человека. Но так же верно, что этот тип власти многих привлекает. Наряду с материальными выгодами и помимо них, двор предлагает замечательные возможности проживать жизнь как роль, исполняемую на огромной театральной сцене, где за вами наблюдают властитель и миллионы других людей, жмущиеся возле стен или не допущенные в зал. Как написано в трактате о дворе, «тот, кто представит себе, что лик государя составляет счастье придворного», и что придворный всю свою жизнь наслаждается тем, что «лицезреет этот лик и сам лицезреем, может понять, как Господь может составлять славу и счастье святых». При дворе слова «господство» и «служение» теряют «свою горечь, и подобно некоторым травам в воде, размягчаются и становятся сладкими, пребывая во рту у людей»[44].

Благодаря этой свой способности приносить выгоду и очаровывать, двор легко рождается и быстро крепнет. В Италии он возродился и пустил корни в тени республиканских институтов под действием огромной власти Сильвио Берлускони и благодаря молчаливому согласию значительной части политической элиты. Его личность возвышается и находится в центре относительно всех остальных, кто участвует в политической борьбе, и относительно нормальных граждан. Он не зависит от других людей, наделенных большей властью, чем он, тогда как от него прямо или косвенно зависят сотни тысяч человек, которые, чтобы сохранить свои привилегии, должны ради него лезть из кожи вон. Берлускони никому не подчиняется, он сам отдает приказы. Ему приходится мириться с пределами своей власти, порой он даже должен идти на уступки кому-то из слишком предприимчивых придворных, но его верховное и центральное положение не ставится под сомнение.

То же самое относится и к его позиции в самом центре. Как и метафора верховенства, метафора центрального положения не имеет никакого оценочного значения. Она служит только для того, чтобы описать придворную систему. С 1994 г. по сей день (март 2010) вся политическая жизнь Италии вращается вокруг Сильвио Берлускони: к нему обращены взгляды, мысли, надежды, страхи. Придворные, жившие при княжеских и королевских дворах, видели властелина своими собственными глазами и непосредственно слышали его слова, но их число не превышало нескольких сотен человек. Сегодня при дворе, рожденном в лоне демократии, придворное население насчитывает миллионы людей, которые благодаря средствам массовой информации видят властителя и каждый день слушают его слова. Положение в центре остается неизменным. Оно никогда полностью не исчезало и сохраняется уже пятнадцать лет, в течение времени, превышающего срок жизни многих дворов прошлого. Это подчеркнул не его противник, а его собственный сторонник: «В эти дни Сильвио Берлускони празднует свой триумф. Как я уже писал, с самого рождения Республики никому из политиков не удавалось добиться того, чего добился он. В качестве председателя совета министров, Кавалер побил рекорды всех долгожителей, включая рекорд такого политического бегуна на длинные дистанции, как Джулио Андреотти, который со своими правительствами провел в Палаццо Киджи более шести лет»[45].

Любое организованное общество, достигшее определенной степени сложности, имеет в центре своем элиту, которая управляет и придает целостность ряду символических форм, выражающих присутствие и силу данной элиты. Символические формы – это разнообразные видимые знаки (образы, ритуалы, процессии, музыка, пение) благодаря которым суверен привлекает к себе внимание[46]. Тот, кто занимает центр, правит, судит, одобряет или не одобряет, награждает или наказывает, возносит или опускает как тех, кто приближен к центру, так и тех, кто от него отдален. Но помимо всей этой деятельности и часто даже вместо нее, он затрачивает огромные усилия на то, чтобы являть себя, демонстрировать, играть роль и очаровывать. «Говорю вам, – утверждала королева Англии Елизавета I, – мы, короли, все время стоим на подмостках»[47].

В модерных и домодерных дворах искусство показывать себя и играть роль подчинялось четким правилам, как это показывает Кастильоне. Но деятельность центра по самовыражению не закончилась с закатом княжеских дворов. Она сохраняется и процветает даже при демократиях нашего времени. Неважно, были ли члены элиты избраны более или менее демократическим образом, существуют ли между ними глубокие разногласия (зачастую они глубже, чем может показаться стороннему наблюдателю). Они «оправдывают свое существование и организуют свои действия с учетом набора историй, церемоний, вывесок, формальностей и видимостей, которые у них есть, или которые они унаследовали, или же, в случае новых элит, сами создали. Именно эти знаки – короны и коронации, назначение и вступление в должность, клятвы, служебные автомобили, речи и манифестации – характеризуют центр как таковой и придают ему ореол того, что он не только важен, но и связан, таинственными путями, с космическим порядком»[48].