Читать книгу - "Государственный переворот - Эдвард Николае Люттвак"

Большинство населения политически пассивно, но это пассивность навязанного молчания, а не инертность. Гнев, вызванный лишениями и несправедливостью, постоянно тлеет и время от времени вспыхивает. У толпы может и не быть четких политических целей, но ее действия имеют политические последствия.

Перевороту 1952 года в Египте, который привел к падению «монархии белого телефона» короля Фарука и к возникновению того, что стало впоследствии режимом Насера, предшествовал один из таких неожиданных взрывов народного недовольства народа. На 26 января 1952 года («черную субботу») была запланирована организованная демонстрация против присутствия и деятельности британских войск в зоне Суэцкого канала. Бедняки вышли из своих трущоб и присоединились к процессии. Среди них были агитаторы из движения «Братья-мусульмане», которые подстрекали толпу к поджогам и насилию[16].

Агитаторам удалось реализовать свои самые фантастические мечты. Бедняки воспользовались возможностью и разгромили атрибуты роскоши: отели, универмаги, «Тарф клаб»[17], магазины спиртных напитков и модные бутики в центре города, который превратился в поле битвы всего за один короткий день; пострадали только богатые, так как были разгромлены те места, куда бедным был обычно закрыт доступ. Организаторы демонстрации, выходцы из средних слоев, конечно, не планировали уничтожать свои любимые места проведения досуга; националисты не хотели лишить Египет 12 ООО жилищ и 500 предприятий, которые были уничтожены. Они говорили об анархии, интригах и безумстве. Но для бедноты это были всеобщие выборы: те, кого лишили права голоса, проголосовали огнем.

Если не считать насильственных и не имеющих ясных целей действий толпы в ответ на какие-либо простые и драматические события, ничто и никто не оспаривает у государства его власть; нет заинтересованности и контроля над каждодневной деятельностью правительства и бюрократического аппарата. И если бюрократия издает приказы, то им либо повинуются, либо избегают их выполнения, но никогда не оспаривают и не подвергают сомнению.

Вся власть, все участие в управлении государством находятся в руках маленькой элиты. Эта элита образована, грамотна, хорошо питается и живет в безопасности, чем радикально отличается от подавляющего большинства своих соотечественников — по сути, не меньше, чем от людей другой расы. Массы это сознают и признают пожизненную монополию элиты на власть, и до тех пор, пока какой-нибудь слишком явный акт произвола не приведет к мятежу, они принимают ее политику. Но в равной степени они примут и изменение правительства, будет оно законным или нет. Ведь в любом случае это будет всего лишь новая группа «ИХ», которая придет к власти[18].

Таким образом, после переворота деревенский полицейский придет и зачитает прокламацию, радио скажет, что старое правительство было коррумпированным и что новое правительство даст народу пищу, медицинское обслуживание и образование — а возможно, и славу. Большинство народа не поверит и не оспорит эти обещания или обвинения, а всего лишь почувствует, что где-то, очень далеко, опять произошло нечто. Это отсутствие реакции и есть то, что нужно организаторам переворота от народа, чтобы удержаться у власти.

Низшие слои бюрократии будут реагировать — или скорее не реагировать — в схожей манере и по тем же соображениям. Ввиду отсутствия политического кругозора политика и легитимность прежнего правительства не так важны для них, как их непосредственный начальник. «Боссы» дают указания, могут повысить или понизить в должности и, прежде всего, являются источником власти и престижа, которые делают их деревенскими полубогами. После переворота все равно надо подчиняться человеку, заправляющему на районном уровне — вне зависимости от того, был ли он на этом месте раньше, или нет, — до тех пор, пока он платит жалованье и имеет связи с политической стратосферой столицы.

Для высших чиновников, офицеров армии и полиции переворот будет смесью из опасностей и возможностей. Некоторым из них, чересчур скомпрометированным сотрудничеством со старым режимом, придется либо бежать, либо бороться с переворотом, либо выказать себя сторонниками нового режима, чтобы получить выгоду от поддержки переворота на его ранней стадии. Характер действий этой группы будет зависеть от индивидуальных оценок ее членами баланса сил обеих сторон. Но многим из тех, кто не слишком был связан с прежней властью, переворот предоставит скорее возможности, чем опасности. Они могут принять переворот и, поскольку незаменимы как группа, выторговать себе даже более высокое жалованье или лучшие должности, чем прежде; они могут создать новую оппозицию или стать ядром уже существующей; наконец, они, как то было в Нигерии в 1966 году, могут извлечь выгоду из временного состояния нестабильности и организовать контрпереворот для того, чтобы самим прийти к власти.

Многое в планировании и осуществлении переворота будет направлено на то, чтобы повлиять на настроения элиты в благоприятном для заговорщиков направлении. Однако если все же она решит противостоять перевороту в неразвитой политической среде, ей придется прибегнуть к политическому соперничеству. Элита не сможет воззвать к общему принципу легитимности, как произошло бы в политически более развитых странах, — потому что этот принцип большинство населения не принимает. Итак, вместо того чтобы действовать во имя легитимности, ей придется бороться с организаторами переворота как с открытыми политическими оппонентами — и поэтому на их же уровне. В случае переворота это приведет к мобилизации их политических или этнических оппонентов. Так или иначе, борьба против переворота означает столкновение организованной силы с импровизированной и будет происходить в условиях изоляции от широких масс, которые почти наверняка сохранят нейтралитет[19].

Поскольку переворот обычно не представляет угрозы для элиты в целом, выбор для нее будет стоять между серьезной опасностью в случае перехода в оппозицию и между безопасностью в случае бездействия. Все, что требуется для поддержки переворота, — просто ничего не делать, и так обычно и происходит.