Читать книгу - "Русская душа и нерусская власть - Татьяна Миронова"

//- Роль страхов в выборных технологиях — //

Социологи установили шесть ключевых причин, которые угнетают сегодня большинство населения страны и умело поддерживаются в средствах массовой информации в виде навязчивых фобий:

1. Неожиданные, внезапные, непредсказуемые природные катаклизмы: неурожаи, наводнения, засухи, лесные пожары, землетрясения, цунами.

2. Ожидаемые и предсказываемые экологические катастрофы: уничтожение среды обитания человека, глобальное потепление, исчезновение видов животных.

3. Социальные, внутриполитические потрясения длительного действия: революции, восстания, бунты.

4. Бедствия, порождаемые внешними враждебными силами: войны, террористические акты, ядерный удар.

5. Техногенные катастрофы: аварии, крушения, взрывы, обвалы, отключения, утечки ядовитых веществ.

6. Социально-экономические потрясения: голод, бездомность, нищета, массовые эпидемии, отсутствие медицинской помощи.

Многие из угроз искусственно обостряются только для того, чтобы загнать нас всех в состояние страха, обезволивающее, подобно завораживающему взгляду змеи. Страх является мощным способом управлять волей человека, манипулировать его действиями в интересах власти, вот почему он применяется в выборных кампаниях, многие из которых, начиная с 90-х годов, опирались именно на раздувание искусственно созданных угроз и связанных с ними страхов.

Первые демократические выборы современной России — выборы начала 90-х годов в Верховный Совет СССР строились на обострении экологических угроз, их по социологическим опросам боялись 42,4 процента населения СССР, а также на взвинченной истерии об угрозе ядерной войны, исходившей, по мнению либеральной оппозиции, пробиравшейся тогда к власти, именно от Советского Союза (этой опасности боялось 48 процентов населения). Сейчас, спустя двадцать лет, уже столкнувшись с реальными экологическими бедствиями, такими как исчезновение питьевой воды в крупных российских городах, тяжелейшее загрязнение воздуха в столицах и промышленных центрах, химическое и геномодицифированное загрязнение продуктов питания, мы понимаем, что экологические угрозы начала 90-х были фикцией, обманом, воображаемым бедствием. Но этот обман успешно сработал тогда, как выборный манок. Разумеется, что и ядерная угроза в 90-х, когда страна была великой атомной державой, не представляла никакой реальной опасности в условиях возможности для США получить ответный удар оружием ядерного возмездия, в отличие от сегодняшнего дня, когда наша обезоруженная страна не может защититься даже от налета эскадрильи американских бомбардировщиков.

В 1996 году, когда подошли очередные выборы Ельцина, и его рейтинг составлял мизерных два процента, что у социологов равняется статистической погрешности, американские политтехнологи, взявшиеся обучать выборным уловкам новую российскую власть, выбрали иную стратегию угроз и страхов. Рычагом управления избирательскими предпочтениями стали страх перед тиранией, диктатурой и беззаконием, именно так именовали угрозу возвращения коммунистов к власти, и этого боялись тогда 66,7 процентов населения, а также нагнетался страх перед очередями и нищетой, к которой, якобы, могли нас привести все те же коммунисты, если, как утверждали манипуляторы выборами, они придут вместо Ельцина рулить страной, этого боялось 67, 2 процента жителей России. Как видим, тогда вмиг были забыты экологические бедствия и ядерная угроза, лишь назойливый слоган «коммунисты — это беззаконие, нищета, очереди» пугал обывателей и заставлял их желать, чтобы Ельцин остался у власти. И вновь, если взглянуть на эти страхи с расстояния пятнадцати прошедших лет, мы увидим, что беззаконие и нищета — эти состоявшиеся факты сегодняшнего дня и плод именно ельцинского правления, а тогда, по сравнению с сегодняшним днем, люди были еще вполне благополучны, устроены, и правосудие, в отличие от нынешнего, худо-бедно, но действовало. Так что и эти угрозы были предвыборной фикцией, нужной лишь для одного — вызвать панический страх перед тогдашними главными соперниками Ельцина — коммунистами.

Вспомним теперь, какие страхи были возбуждены в народе перед выборами 1999 года. Новый кандидат в президенты Путин, выходец из спецслужб, представлялся в СМИ сильной рукой, которая сможет умело остановить беззаконие, коррупцию и криминал. Поэтомуу населения принялись возбуждать иные страхи. В лидеры страхов вывели полное беззаконие — это беспокоило 60 процентов населения, криминализация общества — этого боялись 58 процентов населения, коррупция властных структур — это тревожило 56 процентов населения. И именно эти усиленно нагнетаемые страхи обещал погасить кандидат в президенты Путин, которого наглые политтехнологи раскручивали как профессионала-силовика, который непременно сумеет навести порядок в стране. В лидерах страхов оставалось и обнищание. Нищеты страшились 69 процентов населения. И это понятно. Ведь конкурентом на выборах у Путина, как и у Ельцина, по-прежнему, оставались коммунисты. Страх перед нищетой удовлетворялся прямо в процессе выборной гонки, что укрепляло позиции блеклого наследника Ельцина. Но главная находка выборной кампании 1999 года — впервые в выборные технологии запустили страх перед терроризмом. Эту фобию пробудили взрывы жилых домов в Волгодонске и в Москве. Они упорными слухами ныне приписываются тогдашнему кандидату в президенты России Путину как единственному человеку, заинтересованному в результатах немыслимой прежде кровавой акции. Этот новейший для политтехнологий страх в 99-м году дал Путину 35 процентов избирателей.

На глазах вспучившийся в общественном сознании страх перед терроризмом демонстрирует нам, как осуществляется предвыборное наваждение различного рода фобий. Телеэкран с утра до вечера транслирует в прямом эфире репортажи с места захвата заложников, как в «Норд-Осте», или Беслане, или с места взрывов, как на Варшавке или в Печатниках, или с подорванных шахидками станций метро «Павелецкая», «Парк культуры», «Охотный ряд». Постоянные тревожные импульсы с места трагедий, истошно взрывающие кареты «Скорой помощи», пожарные машины, милицейское оцепление, не сходящие с телеэкранов очевидцы и пострадавшие дают запрограммированный результат. Под прессом страха население начинает совершать бессмысленные поступки, многие просто теряют здравый смысл. Начали взрываться жилые дома, и тут же города захлестнула истерия добровольных гражданских патрулей, в основном из женщин и пенсионеров, обшаривающих чердаки, подвалы, подъезды, с подозрением приглядывающихся ко всякому прохожему. Глупость немыслимая, ибо что стоит боевикам заткнуть рот дежурной патрульной пенсионерке. После «Норд-Оста» масса людей неделями отсиживалась дома, боялась выходить в магазины и в театры. После взрывов в московском метро многие с сердечным трепетом спускались под землю, а иные и вовсе отказались от подземки.

Особый случай — возбуждение страха перед терроризмом на этнической почве, изощренный детонатор фобий последнего времени. Моя знакомая, уехавшая в Америку и вышедшая там замуж за армянина, заявила, что она никогда не привезет своего мужа в Россию, потому что здесь убивают на улицах лиц кавказской национальности и вообще нерусских. В ответ я заметила, что статистика преступлений на межнациональной почве со стороны русских людей по отношению к инородцам насчитывает около трехсот происшествий в год, а вот преступления пришлых против русских в России составляют около пятидесяти тысяч ежегодно. Еще более изумилась моя новоявленная американка, когда я сказала ее, что не мужу-армянину, а ей, светловолосой и голубоглазой, опасно ходить по улицам нашего города, ибо в Москве лиц славянской национальности, русских, украинцев и белорусов, вместе взятых, проживает всего 42 процента, мы — в меньшинстве, остальные — лица неславянской национальности. Очевидно, что мы сталкиваемся здесь с искусственным наваждением страха, в данном случае страха перед русским экстремизмом и агрессивностью, умышленным нагнетанием фобии, которая вызывает ответную ненависть всех нерусских именно к русским.