Читать книгу - "XX век как жизнь. Воспоминания - Александр Бовин"

В те времена «Известия» еще ассоциировались с Аджубеем. Напомню нынешнему читателю, что Алексей Иванович Аджубей был женат на Раде Никитичне Хрущевой. Понятно, что это облегчало ему жизнь и работу. Да и сам он был умен, энергичен, с чутьем и повадками настоящего журналиста. Он превратил «Известия» в лучшую газету Советского Союза. Собрал — за малым исключением — коллектив единомышленников, людей неравнодушных, умеющих писать и уважающих тех, для кого они пишут. Близость к власти портит, и Аджубея иногда заносило. Но как бы то ни было, он делал хорошую газету.

Вслед за Хрущевым сняли и Аджубея. Руководящие завистники сладострастно улюлюкали. Даже намеревались выслать его из Москвы. Кажется, Брежнев не разрешил это сделать. Аджубея определили в журнал «Советский Союз» заведовать отделом очерков. Без права печататься.

Газету корежило, мотало из стороны в сторону, чуть ли не дустом ее посыпали, но пока оставались аджубеевцы, аджубеевский дух был неискореним. Так что мне повезло.

Толкунов, который в 1965 году сменил краткосрочного Степакова (он командовал газетой с 14 октября 1964 года по 21 мая 1965 года), был максимально тактичен.

— Осмотрись, потолкайся тут среди людей, почувствуй атмосферу. Когда созреешь, пиши.

Осматривался я месяца полтора. Толковал с известинцами, многих из которых знал раньше. Часто сидел в кафе «Север» недалеко от «Известий». Пил свой любимый напиток — шампанское, ел мороженое и думал грустную думу. Все-таки обидно, когда тебя выбрасывают без всяких объяснений. Строго говоря, слово «выбрасывают» не совсем подходит. «Политические обозреватели» — их тогда было семь — входили в номенклатуру секретариата ЦК КПСС^[13]. Зарплата выше моей цековской — 500 рублей. Да еще гонорары! И все равно обидно.

Но прошлое уходило. Надо было заниматься настоящим. Ожидался приезд в Москву югославского лидера маршала Тито. «В преддверии визита» — назывался мой материал. Парадная манера, несомненно, присутствовала. Вместе с тем была сделана попытка сказать серьезно о трудностях в советско-югославских отношениях. Разразился скандал. Толкунов был в отъезде. Командовал парадом его первый заместитель — Николай Евгеньевич Полянов. Он шумел на дежурного редактора:

— Если Бовин не понимает, что можно писать, а что нельзя, то вы-то должны понимать!

Полянов не стал разъяснять мне, что нельзя писать. Снял материал, и все. Узнав об этом от дежурного, я решил сделать ход конем. Позвонил Катушеву, обрисовал ситуацию и попросил принять меня прямо сейчас. Катушев согласился. При мне прочитал статью. Вычеркнул один абзац. Расписался на полях. Я вернулся в редакцию, отдал статью дежурному, и она успела в номер.

Абзац был важным. Когда я сегодня читаю эту статью, то она вообще кажется пустой. Но тогда даже в кастрированном виде статья отходила от стандарта.

С Поляновым — независимо от казуса с первой статьей — отношения не сложились. Образован, умен, умел писать. Но в нем сидела масса комплексов, главный из которых требовал постоянно утверждать свой начальственный статус, какое-то недоброжелательство. С удовольствием шпынял и гонял низших чинов. Лебезил перед начальством. Толкунову он был удобен тем, что брал на себя ежедневную газетную суету.

Внешне у нас все было вроде бы нормально. Но его раздражала моя независимость. И еще больше раздражала необходимость считаться с этой независимостью. После ухода Толкунова всерьез рассматривался как кандидат на пост главного.

После второй или третьей статьи раздался звонок. Звонил Аджубей. Предложил встретиться и пообедать вместе. Он подъехал на своем «москвиче», и мы отправились в ЦДРИ. Я до этого не был знаком с Алексеем Ивановичем. И никак не мог взять в толк, что же случилось. Но вопросов не задавал. Пили, закусывали, говорили о всяких пустяках. И наконец:

— Хочу вас предупредить, вас уволят с работы.

— ?

— Потому что писать так, как вы пишете, нельзя. Люди, которые руководят газетами, этого не допустят!

— Но я же пишу.

— Да, вы начали писать. А в отделе пропаганды, видимо, растерялись. Ведь они знают, что у вас хорошие отношения с Брежневым. Но поверьте мне, наведут справки, пыль осядет, и вам перекроют кислород. Или будете писать в рамках. Или уволят.