Читать книгу - "ЦРУ и мир искусств. Культурный фронт холодной войны - Фрэнсис Стонор Сондерс"

На тот момент расхождения во мнениях относительно маккартизма в Американском комитете особо не разглашались. Но 29 марта о расколе было заявлено публично на телевидении во время спонсируемых Комитетом дебатов под названием «Я защищаю свободную культуру». Дебаты проходили в специально подготовленном для этого звёздном зале отеля «Валдорф Астория». На утреннем заседании Дуайт Макдональд, Мэри Маккарти и Ричард Ровер откровенно выступали против сенатора Маккарти. Однако после обеда Макс Истман, любимец американских левых в начале 1930-х годов, произнёс речь, которая показала, насколько глубоким может быть процесс дерадикализации. Отрицая имевшую место охоту на ведьм, он обвинил коммунистов и сочувствующих в изобретении термина «тактика очернительства». «Как полусожженная ведьма из того ужасного времени, - сказал Истман, - я смею заверить вас в следующем: то, что вы называете охотой на ведьм, представляет собой детские игры на пикнике в воскресной школе в сравнении с тем, что американцы могут сделать, если такая охота реально начнётся»[447]. Он обвинил правительство в «неудачной борьбе с проникновением врагов свободы», после чего предъявил то же обвинение «Фридом Хаус», «Американцам за демократические действия» (Americans for Democratic Action) и Американскому союзу за гражданские свободы (American Civil Liberties Union), членом которого являлся, как группе «растерявшихся либералов, которые во имя культурной свободы оказывают помощь вооружённому врагу, подавляющему любые проявления свободы в мире»[448].

По одним сообщениям, аудитория была ошеломлена, по другим - ликовала. В своей речи в то утро Ричард Ровер сослался на Ирвинга Кристола в качестве примера. Последний заявил, что иногда следует говорить «о Маккарти так же правдиво, как он требует этого от других при порицании коммунистов». Ровер обвинил Маккарти в том, что он «настолько же далёк от правды, как любой советский историк», и мрачно заключил: «Определённая и, возможно, неизбежная правда заключается в следующем: движение святош Вилли уже началось повсюду»[449](святоши Вилли - это выражение берёт начало в сатирической поэме Роберта Бёрнса «Молитва Святого Вилли» (Robert Burns, Holy Willie's Prayer), в которой автор высмеивает фанатизм и лицемерие главного героя, активно грешившего и одновременно просящего Бога наказать своих компаньонов за грехи. - Прим. ред.). По словам Макса Истмана, после таких сантиментов сам Ровер попросту стал лёгкой добычей для советской пропаганды.

После встречи Ровер написал Шлезингеру письмо, в котором выразил своё разочарование по поводу реплики Истмана и попросил что-нибудь предпринять. К кому же обратился Шлезингер? К Фрэнку Уизнеру Шлезингер позже неубедительно объяснял, что хотя ему и было известно о начальных инвестициях ЦРУ в организацию работы Конгресса за свободу культуры в Берлине, он в дальнейшем «полагал, что платили фонды. Как и все, я думал, они были настоящими... Я не знал, что за всё платило ЦРУ». Спустя полвека Шлезингер всё ещё скрывал какие-либо официальные собственные контакты с ЦРУ по данному вопросу: «Иногда я встречал Фрэнка Уизнера в доме Джо Олсопа. Он по-дружески спрашивал меня, что происходит в американском Комитете, и я ему рассказывал»[450]. Видимо, в рамки этих «дружеских» отношений вписывалось и письмо Шлезингера Уизнеру от 4 апреля 1952 года с некоторыми приложениями. «Все они, - сообщал Уизнер, - представляют довольно тревожную картину»[451]. В ответ на сообщение Шлезингера Уизнер подготовил служебную записку «Отчёт о кризисе в Американском комитете за свободу культуры». Сама записка необычайно показательна и стоит того, чтобы процитировать её полностью:

«Служебная записка ЦРУ от заместителя директора по планированию (Уизнера) помощнику заместителя директора по координации политики.

Тема: Отчёт о кризисе в Американском комитете за свободу культуры.

1. К настоящему документу прилагается направленное мне Артуром Шлезингером-младшим письмо от 4 апреля, а также некоторые приложения, которые представляют довольно тревожную картину. Мне не было известно об этих событиях до получения письма от Шлезингера, и я очень надеюсь получить оценку УКП по данному вопросу, которая, скорее всего, не будет бурей в стакане воды.

2. Моя первая реакция на эту неразбериху заключается в том, что ни позиция приверженцев, ни позиция противников Маккарти не является правильной с нашей точки зрения. Очень неприятно, что это дело вообще приняло такой оборот. Я понимаю, почему Американский комитет за свободу культуры, будучи единственным в своём роде и являясь фактически группой американских частных лиц, заинтересованных в свободе культуры, почувствовал, что должен стать на сторону маккартизма. Однако Американский комитет за свободу культуры был создан не для этого. Насколько я помню, Управление было вдохновителем его создания, если не создателем, с целью обеспечить прикрытие и подстраховку деятельности в Европе. Если это так, то мы должны искать выход из ситуации вместе с Комитетом, поскольку несём безусловную ответственность за его поведение, действия и публичные заявления. При таких обстоятельствах постановка вопроса о маккартизме в смысле его осуждения или поддержки является, на мой взгляд, серьёзной ошибкой. Она втягивает нас в чрезвычайно серьёзную проблему американской внутренней политики. Это, несомненно, приведёт к неприятностям и обрушит на наши головы шквал критики за вмешательство в дела, которые вовсе не являются для нас приоритетными.

3. Если вы соглашаетесь с таким анализом и реакцией, следует немедленно принять решение о действиях в сложившейся ситуации с учётом фактических неблагоприятных обстоятельств. По моему мнению, если возможно, нужно удалить из протокола все дебаты по указанному вопросу с самого начала, чтобы покончить таким образом с этой проблемой. Я понимаю, что это не обрадует ни одну из фракций. Возможно, нам удалось бы донести до членов обеих фракций, что речь идёт о Европе и о мире за пределами США, и мы не должны вмешиваться не в свои дела. А если мы поступим иначе, то все усилия будут напрасны и перечёркнуты в связи с нашим вмешательством во внутриполитические проблемы. Призыв к единству, согласию и сохранению этого ценного начинания мог бы принести пользу. В любом случае, это единственный выход, который приходит мне на ум»[452].

В записке затронуты многие вопросы. Она подтверждает, что Артур Шлезингер высказывал Фрэнку Уизнеру своё беспокойство в связи с событиями в Американском комитете. Шлезингер считал их тревожными (ранее он жаловался Набокову, что организация кишит «нервнобольными» антикоммунистами и превращается в «инструмент для этих ублюдков»)[453]. В ней говорится о происхождении Комитета, который позиционировал себя как «свободный» и «независимый» орган, а на самом деле являлся «ширмой» для многих начинаний ЦРУ в Западной Европе[454]. Она показывает, что у Уизнера не было сомнений относительно ответственности Управления за поведение, действия и публичные заявления Американского комитета. Поскольку последний был создан Управлением, вопрос о свободе его самовыражения и волеизъявлений был, по мнению Уизнера, чисто теоретическим. Если бы Комитет действительно был таковым, каким себя считает - независимой группой частных лиц, тогда он мог бы делать всё, что хотел. Однако он был вовсе не тем, кем себя представлял. Комитет являлся инструментом в оркестре Уизнера. Поэтому он должен был играть нужную мелодию или замолкать при необходимости. По закону ЦРУ, конечно же, не имело какого-либо права вмешиваться в дела отечественной организации. Уизнер упоминает об этом в записке.