Читать книгу - "Охота. Я и военные преступники - Чак Судетич"

Проблема разыскиваемых обвиняемых также оставалась нерешенной, хотя ряд обвиняемых, занимавших невысокое положение, сдались добровольно. Более половины из 17 разыскиваемых оставались на свободе, в том числе и Ратко Младич. Эти люди находились на территории Сербии и Черногории. Власти признавали, что семеро из них живут в Сербии. Мои сотрудники передали сербским властям точную информацию, которая позволила бы их арестовать. «К сожалению, — продолжала я, — мы получаем весьма ограниченную информацию о ходе розысков и арестов, и информация эта неубедительна». Власти Республики Сербской до сих пор не нашли и не арестовали единственного обвиняемого. Караджич ездит из Республики Сербской в Черногорию и обратно. Похоже, что в полиции и армии Республики Сербской все еще есть люди, которые активно защищают и поддерживают разыскиваемых обвиняемых и тех, кого подозревают в совершении военных преступлений.

На следующий день мы с моими советниками посетили Вашингтон. Посол Проспер снова заговорил об обвинениях в адрес четырех сербских генералов. Я сказала ему, что сербы давно знали о готовящихся обвинениях, и Белград даже наградил этих людей, которых трибунал обвиняет в причастности к массовым этническим чисткам, осуществленным прямо под носом США во время натовских бомбардировок 1999 года.

Проспер объяснил, что Вашингтон добивается от сербов ареста Младича.

— Я хочу решить эту проблему до конца года, — сказал он. Джорджевич — нет проблем… Павкович — пусть его сначала осудит Сербия… Лукич и Лазаревич — серьезная проблема. Для обвинительных заключений сейчас не время. Документы должны оставаться в тайне.

— Политические проблемы будут всегда, — возразила я. — Если обвинения будут обнародованы, сербы больше не будут пытаться арестовать Младича.

— Мы не можем допустить, чтобы эти документы помешали нам арестовать Младича. Неужели вы не можете подождать несколько месяцев? Вы же ждали два месяца, прежде чем обнародовать имена обвиняемых?

Я объяснила, что уже направила запрос на обнародование обвинений.

— Я не признаю политических мотивов. Обнародование обвинений приведет к арестам, а сербы не хотят арестовывать генералов. Я уверена, что утечку информации в прессу организовало правительство. В общем, это больше ни для кого не секрет…

— Наша главная задача — арестовать Младича, — повторил Проспер. — Они обязались поймать его до конца года.

Госсекретарь Колин Пауэлл тоже помнил, что Живкович и Свиланович обещали арестовать Младича. Он попросил меня еще раз обдумать политическое положение Сербии. Он просил не обнародовать обвинения. Но я никогда не отзывала собственных запросов. Перед отъездом из Вашингтона я сообщила послу Просперу о своих надеждах на то, что генерал Лукич не руководит спецподразделением, которое должно арестовать генерала Ратко Младича. Это было бы странно: один сербский генерал, которого обвиняют в массовых этнических чистках, убийствах и сокрытии тел гражданских жертв, охотится на другого сербского генерала, обвиняемого практически в том же самом… При этом никто из представителей трибунала не имеет возможности даже наблюдать за ходом операции.

20 октября судебная палата обнародовала обвинения против Лукича и трех генералов, обвиняемых в причастности к насилию в Косово. В Вашингтоне было раннее утро, но посол Проспер позвонил мне, чтобы выразить свое неудовольствие. Очень скоро и посол Монтгомери начал критиковать меня за то, что я не прислушалась к его советам. 31 октября Проспер прибыл в Гаагу. Он сообщил, что Вашингтон разочарован нашей поспешностью. Обнародование обвинений в адрес четырех генералов достойно сожаления и несвоевременно. Проспер заявил, что обвинения могут помещать операции по захвату Младича. «Вы знали, что для вас в Вашингтоне всегда была открыта дверь, — сказал он. — Теперь придется стучаться».

Разговоры о «неподходящем времени» и «политических сложностях» напомнили мне те случая, когда я просила у Соединенных Штатов помощи в аресте лиц, обвиняемых трибуналом. Я вспомнила, как мне говорили о сложностях подобных операций. Я вспомнила, как директор ЦРУ Джордж Тенет и Колин Пауэлл рассказывали мне, как сложно было захватить Мануэля Норьегу в Панаме после того, как США осуществили вторжение в страну. Я вспомнила, как Тенет и сотрудники Совета национальной безопасности объясняли, что США не делятся разведывательной информацией ни с кем, и даже с Международным трибуналом. Теперь мы оказались в классической ситуации, когда левая рука не знает, что делает правая. США ничего не сообщали нам о ходе операции по аресту Младича. (Могу только предположить, что они отлично знали, что мы никогда не согласимся с их подходом.) США без всяких проблем делились информацией с властями Сербии и Черногории, а ведь в разведках этих стран работали люди, совершившие военные преступления, укрывающие военных преступников и связанные с организованной преступностью! Нам же оставалось лишь ориентироваться по звездам и подвергаться критике, когда мы неизбежно сталкивались с чем-то, что поджидало нас в темноте.

Были и более удачные попытки придержать трибунал. Через несколько недель посол Монтгомери сообщил прокурорской службе о новой совместной операции по поимке Младича. Посол считал, что сотрудничество с местными властями складывается великолепно. Он описывал попытки активизировать усилия по аресту разыскиваемых и рассказывал, как хорошо удалось наладить оперативное сотрудничество с силами НАТО в Боснии и Герцеговине. Впрочем, Младич так и не был арестован. Через три месяца представилась возможность арестовать Караджича, и это стало проверкой способности сил НАТО реагировать в режиме реального времени. Информатор сообщил члену следственной бригады трибунала о том, что ему известно местонахождение Караджича. Это произошло близ боснийской деревни Заовине, возле границы с Сербией. «Обратитесь к натовцам, — сказал мне наш следователь. — Обратитесь к натовцам!» Это были не просто слухи. Информатор видел Караджича и проследил его путь до самого дома.

Мы сразу же позвонили в НАТО и получили ответ, не прямой, а через посольство в Гааге. Из НАТО нам сообщили, что они не могут ничего сделать. У них недостаточно информации по дому. Где он находится? Каковы обстоятельства присутствия Караджича? Сколько в доме окон? Сколько дверей? Они не могут послать вертолет со спецназовцами по погодным условиям.

Так ничего и не произошло.

Через несколько месяцев натовские солдаты ворвались в дом православного священника, отца Иеремии Старовлаха, чтобы арестовать Караджича. Дверь выбили направленным взрывом. Отец Старовлах и его сын Александр были серьезно ранены, их пришлось подключать к системам жизнеобеспечения.

К концу января 2004 года суд над Милошевичем приблизился к завершению обвинительной части процесса. Однажды судья Мэй, который всегда отличался ясностью речи, начал запинаться и произносить странные и бессвязные слова. Слушание закончилось. После заседания мы гадали, не случился ли у судьи микроинсульт или нечто более серьезное. Вскоре стало понятно, что члены судебной палаты в курсе происходящего. Судьи объявили об отмене слушаний, назначенных на следующую неделю в связи с болезнью Милошевича. 5 февраля судья Робинсон подписал приказ о графике слушаний, которые должны были пройти до завершения обвинительной части. Согласно приказу, обвинение получало еще семь дней на представление доказательств, то есть примерно 27 часов чистого времени. В приказе говорилось, что «в интересах правосудия» обвинение должно завершить свое выступление к 19 февраля 2004 года. Оставшееся время заняли пять дней слушаний, которые длились с девяти утра до пяти часов дня. Мы с моими сотрудниками расценили этот приказ как попытку судебной палаты позволить обвинению завершить представление дела в отведенные сроки и соблюсти правила, определяющие то время, которое судебная палата может заседать в отсутствие одного из заболевших судей.