Читать книгу - "Почему евреи не любят Сталина - Яков Рабинович"

В Прокуратуре СССР по подозрению в принадлежности к организации еврейских националистов арестовали наблюдающего прокурора при органах МГБ А. П. Дорона.

21 сентября 1951 г. Шварцман показал на допросе, что поддерживал преступную связь с бывшим работником Прокуратуры СССР Л. Р Шейниным, которого якобы долгое время спасал от ареста как члена своей организации[130].

20 октября Шейнина взяли под стражу, освободили же только в конце 1953 г. Виновника его заточения — Шварцмана — расстреляли в начале марта 1955 г. по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР Пострадали бывший заместитель Шейнина по следственному отделу Прокуратуры СССР И. М. Брославский и другие его коллеги. В частности, в августе 1951 г. был снят с должности старший помощник генерального прокурора М. Ю. Рогинский, принимавший в 1946 г. участие в Нюрнбергском процессе как заместитель главного обвинителя от СССР; в декабре та же участь постигла заместителя начальника отдела по надзору за органами милиции М. 3. Альтшуллера, а в январе 1952 г. — прокурора отдела по спецделам М. Я. Львова и др.

Поскольку при активном участии Рюмина выяснилось, что националистическая группа в МГБ, «боясь разоблачения со стороны своих сообщников в ЕАК (Лозовского, Фефера и др.), всячески замазывала их дела», этого ловкого следователя в чине подполковника Сталин назначил не только руководителем следствия по «сионистскому заговору», но и начальником следственной части по особо важным делам. Потом он даже пожалует ему генеральское звание и сделает заместителем министра госбезопасности СССР.

Таким образом, Рюмин пожинал весомые плоды своей рискованной интриги. Демонстрируя служебный пыл, он пересматривает затянувшееся дело ЕАК и придает ему новый импульс. На основании его докладной записки вновь назначенный министр госбезопасности С. Д. Игнатьев 24 августа подготовил письмо на имя Маленкова и Берии, в котором сообщил, что «почти совершенно отсутствуют документы, подтверждающие показания арестованных о проводившейся ими шпионской и националистической деятельности под прикрытием ЕАК». Прежнее руководство МГБ, как утверждалось, не придавало должного значения изучению показаний арестованных, хотя в них содержится немало фактов о разведывательной деятельности американцев. Новый министр государственной безопасности заверял кремлевское начальство, что с прежней бездеятельностью его предшественника теперь покончено и до конца будут раскрыты шпионские связи «еврейских националистов»[131].

19 января 1952 г. следствие по делам бывших руководителей ЕАК официально возобновилось. И в соответствии с заданной схемой разоблачения якобы существовавшего в СССР разветвленного шпионского заговора американо-сионистской агентуры началась подготовка закрытого судебного процесса. Проводились заключительные допросы арестованных, а также различные экспертизы по определению степени секретности и идеологической направленности материалов служебного и литературного характера, в свое время подготовленных и изданных подследственными, а теперь фигурировавших в качестве доказательств их преступной деятельности. Все эти процедуры осуществлялись с грубейшими нарушениями даже тех условных правовых норм, которых хотя бы формально и показушно придерживались на первом этапе следствия в 1949–1950 гг.

Чтобы придать будущему суду характер масштабной политической акции, 5 марта 1952 г. из общей массы было отобрано пятнадцать дел. Их объединили в одно, причем главным критерием для этого стало наличие в биографиях подследственных фактов, связывавших их тем или иным образом с заграницей. В общее следственное делопроизводство вошли материалы, касавшиеся С. А. Лозовского, И. С. Фефера, И. С. Юзефовича, Б. А. Шимелиовича, Л. М. Квитко, П. Д. Маркиша, Д. П. Бергельсона, Д. М. Гофштейна, В. Л. Зускина, Л. Я. Тальми[132], И. С. Ватенберга, Э. И. Теумин, Ч. С. Ватенберг-Островской, Л. С. Штерн и С. Л. Брегмана, которые в общей сложности составили 42 тома протоколов и других документов.

31 марта Рюмин утвердил обвинительное заключение, в котором деятельность пятнадцати арестованных по делу ЕАК квалифицировалась как измена родине. 3 апреля министр Игнатьев направил этот документ Сталину, Маленкову и Берии.

В сопроводительном письме, составленном Рюминым, говорилось: «Представляю Вам… копию обвинительного заключения по делу еврейских националистов — американских шпионов — Лозовского, Фефера и других, докладываю, что следственное дело направлено на рассмотрение Военной коллегии Верховного суда СССР с предложением осудить Лозовского, Фефера и всех их сообщников, за исключением Штерн, к расстрелу. Штерн сослать в отдаленный район страны сроком на десять лет».

Таким образом, судьба арестованных руководителей Еврейского антифашистского комитета была предрешена задолго до вынесения приговора.

Начало работы трибунала, именуемого в официальных документах закрытым заседанием Военной коллегии Верховного суда СССР, было намечено на 8 мая. В тот день в 12 часов дня в зал клуба МГБ им. Ф. Э. Дзержинского вошли судьи, под конвоем ввели обвиняемых, и в присутствии следователей и других работников госбезопасности состоялось открытие процесса. Председательствовал на суде генерал-лейтенант юстиции А. Чепцов, членами военного суда назначили генерал-майоров юстиции Л. Дмитриева и И. Зарянова, секретарем — старшего лейтенанта М. Афанасьева. Заседания проходили без участия представителей государственного обвинения, защиты и вызова свидетелей.

Оглашенное на суде обвинительное заключение полностью признали только Фефер и Теумин, категорически отвергли — Лозовский, Маркиш, Шимелиович и Брегман, остальные согласились с ним частично.