Читать книгу - "Наши разногласия. К вопросу о роли личности в истории. Основные вопросы марксизма - Георгий Валентинович Плеханов"

class="p1">Даже по отношению к хлебопашеству, народ, наверное, удержал бы ныне существующую организацию производства. На общественной земле хозяйство по-прежнему велось бы отдельными дворами. А мы знаем уже, к чему ведет это противоречие. Оно создает неравенство, способствует развитию товарного производства, а следовательно, и новых противоречий, с ним неразрывно связанных. История разложения общины и возникновения различных общественных классов повторилась бы в новом виде и в более широком масштабе. Наши народники и народовольцы относят, обыкновенно, разложение общины на счет враждебного ей сословного и «классового» государства. Но после всего сказанного на этот счет в предыдущей главе, нам не нужно останавливаться на опровержении или – лучше сказать – на выяснении истинного смысла этого довода. Современная наука не оставляет ни малейшего сомнения относительно того, что неравенство возникает в первобытных общинах прежде, чем сами эти общины организуются в государство. Далекое от того, чтобы быть первоначальной причиной возникновения неравенства, государство само является в истории его продуктом. Впоследствии и государство начинает, конечно, оказывать свое действие на экономические отношения, разрушать первобытный коммунизм. Но тот, кто желает в корне уничтожить неравенство (а не желая этого, нельзя быть и социалистом), – тот должен обращать главное внимание не на производную, а на коренную его причину. Очень непоследовательно было бы со стороны такого человека стремиться уничтожить ту разновидность государства, которая усиливает неравенство, и оставлять неприкосновенными те экономические отношения, которые создают как самое неравенство, так и «классовое» государство. Но именно такою-то непоследовательностью и страдало бы временное социалистическое правительство, не задающееся целью ни «учить» народ, «ни приневоливать его» к социалистической организации. Предоставляя дело этой организации совершенно неподготовленным к ней производителям и ограничиваясь помощью народу «с чисто внешней стороны», оно в самом лучшем случае срубило бы только ствол, оставляя нетронутым поддерживающий его корень. Бывшие члены такого правительства обнаружили бы большую наивность, если бы стали удивляться тому, что на месте старого, уже подгнившего, ствола вырос новый, более сильный и крепкий.

Повторяем, если бы у нас действительно установилось народоправление, то самодержавный народ на вопрос, – нужна ли ему земля и следовало ли отобрать ее у помещиков, – ответил бы: да, нужна, и отобрать ее следовало. На вопрос же, нужно ли ему «начало социалистической организации» – сначала ответил бы, что он не понимает, о чем его спрашивают, а затем, с большим трудом понявши, в чем дело, ответил бы – нет, мне этого не нужно. А так как экспроприация крупных землевладельцев вовсе не равносильна «началу социалистической организации», то в результате захвата власти революционерами не было бы никакого социализма[182]. Вышло бы то, что невольно напророчил сам г-н Тихомиров, говоря, что временное правительство воспользовалось бы своею властью «вовсе не для создания социалистического строя». Мы имели бы перед собой ту же самую сельскую общину, которую имеем и теперь. Вся разница свелась бы к тому, что эта община, имея приблизительно втрое больше земли, чем имеет она в настоящее время, стала бы, может быть, разлагаться медленнее, а следовательно, и медленнее очищать место для высших форм общежития.

А дальнейшее самостоятельное развитие общины? Да ее развитие и заключается в ее разложении! Кто оспаривает это, тот должен доказать противное, должен указать нам, если не исторические примеры перехода сельской общины в коммунистическую, то, по крайней мере, тенденцию к такому переходу, тенденцию, находящуюся не в головах наших народников, в а самой организации общины и во всей динамике ее земледельческого хозяйства. Мы знаем, где, как и почему первобытные коммунистические общины превращались в общины отдельных домохозяев. Но мы не знаем, почему и как наша русская община перейдет в коммунистическую. Любя побеседовать подчас с народниками, мы не могли, конечно, остаться в неизвестности относительно того факта, что две-три общины завели у нас коллективную обработку полей. Отличившийся такою добродетелью хутор Грековка был одно время на устах решительно у всех «друзей народа» и своим примером разрешал, казалось, весь социальный вопрос в России. Но если бы крестьяне этого знаменитого хутора подверглись когда-нибудь преследованию за коммунистические наклонности, то защитнику их нетрудно было бы доказать, что обвинитель ничего не смыслит в коммунистических учениях. От общественной обработки полей немногим ближе до коммунизма, чем от общественной работы на барщине или от «общественных запашек», вводившихся при Николае Павловиче с помощью штыков и розог. Как ни глуп был «незабвенный» император, но и ему не приходило к голову думать, что общественные запашки могут вызвать самостоятельное движение общины к коммунизму. Центр тяжести вопроса заключается не в том, как работают домохозяева – вместе или по одиночке, а в том, существуют ли отдельные хозяйства, и стремятся ли они слиться в одно коммунистическое целое. Хутор Грековка не обнаружил такого стремления. Составляющие его домохозяева продолжали быть собственниками продуктов, обращаемых ими в товары. А раз они не уничтожали товарного свойства своих продуктов, то можно математически доказать, что сильнейшая тенденция этой общины клонилась в сторону капитализма, а отнюдь не коммунизма.

Коллективная обработка полей – вещь очень хорошая и полезная; но странно было бы думать, что она может послужить главным соединительным путем между современной общиной и коммунистическими идеалами. Она может играть роль разве лишь мелкой «питательной ветви», впадающей в большую дорогу, которая идет совсем по другому направлению. Она сослужила бы очень большую службу на Западе, где значение ее привело бы к тому, что, приучая крестьян к коллективному труду, она уменьшила бы их сопротивление коммунистической революции, инициатива которой принадлежала бы городскому и сельскому пролетариату. Но на этом и остановились бы представляемые ею выгоды. Во всяком историческом, как и в механическом, движении часть движущей силы идет на преодоление сопротивления. Уменьшить сопротивление – значит освободить соответствующую долю связанной им силы, ускорить движение. Вымостите грязную улицу, смажьте машину – и вы уменьшите труд лошади, везущей повозку, вы сократите необходимый расход на топливо. Но ни один механик не вообразит, что машина придет в движение лишь потому, что уменьшилось трение ее частей, ни одному извозчику не придет в голову выпрягать лошадь, добравшись до хорошей мостовой. Человек, вообразивший или сделавший что-нибудь подобное, был бы всеми признан за сумасшедшего. И в таком приговоре не было бы ни малейшей несправедливости. Чтобы вызвать движение – нужна активная, а не пассивная сила, положительное, а не отрицательное условие. То же – и с общиной. Коллективная обработка полей хороша в том случае, когда существует активная сила, вызывающая и ускоряющая ее переход в высшую форму общежития. На Западе роль такой силы сыграл бы пролетариат, начавший коммунистическую революцию совсем в другой области – в области крупного