Читать книгу - "Как устроен этот мир. Наброски на макросоциологические темы - Георгий Дерлугьян"

Фаза интеллектуального хаоса

С КОНЦА 1980-х гг. во всем мире и особенно в избавившейся от коммунистической догматики Восточной Европе возникает враждебно-скептическое отношение к любым формам социально-исторического макроанализа, хотя бы отдаленно напоминающим марксизм. Заодно с былыми марксистами пострадали даже последователи совершенно буржуазного либерала Вебера, христианского солидариста Поланьи, откровенно консервативного едва ли не монархиста Шумпетера или французского патриота-республиканца Броделя. Поскольку эти теоретические направления, так или иначе, отталкивались от добросовестной критики марксизма, они неизбежно отражали тематику и категории критикуемого Маркса: классы, капитализм, исторические формации. Карл Маркс оставил такой след в различных областях обществознания, что обойти его стороной также невозможно, как и его соперников и продолжателей в троице классиков-основателей современного обществознания – Макса Вебера и Эмиля Дюркгейма.

Вполне понятно, наибольшее стремление к отходу от всего, даже отдаленно напоминающего марксизм, наблюдалось в странах Восточной Европы и бывшего Советского Союза. Однако вместе с почти религиозной ортодоксией «исторического материализма» канула в бездну и сама его проблематика – вот в чем беда. Происхождение семьи, частной собственности и государства перестали исследовать как раз в тот момент, когда с распадом СССР лавиной пошла роскошная в своей первозданной неприглядности эмпирика. В соответствии с логикой перевертывания идейной парадигмы, материалистический анализ капитализма и социализма переместился из официальной догмы прямиком в табу. Изучать такие материи сделалось неприличным. Взамен импортировали из стандартных западных учебников, возродили из далекого дореволюционного прошлого, либо самодельно изобрели массу мудреных нормативно-идеализированных учений о том, что должно быть (например, истинная демократия или истинно национальное самосознание) – эмпирико-теоретический анализ заменило то, что реально имеет место быть.

Тем не менее именно в макроисторическом анализе может заключаться «естественное преимущество» восточноевропейских ученых в мировом научном поле. Это исторически накопленный задел интеллектуальной инфраструктуры и широкой образованности плюс дисциплинарная неограниченность и все еще сохраняющаяся позиционная автономия восточноевропейской науки. Здесь вполне просматривается возможность преодоления комплекса интеллектуальной отсталости нашей части мира.

Теорию «преимущества отставания» сформулировал известный русский экономист из Гарварда Александр Гершенкрон еще в 1950-е гг. Представьте себе, что вы сзади приблизились к автомобильной пробке. Те, кто встрял в нее первыми, не могут видеть обходных путей, а если бы их и увидели, то слишком зажаты в голове пробки, чтобы совершить маневр. Отставшие герои всегда идут в обход – учил Гершенкрон, известный своим остроумием и еще, между прочим, критикой набоковских переводов Пушкина на английский. Гершенкрон обладал типично восточноевропейской широтой интересов, – в чем состоит наш основной источник преимуществ, как, впрочем, и профессиональных слабостей.

В этой статье я попытаюсь обрисовать, как возникал затор на путях современного обществознания и какие тут проглядываются обходные маневры.

Рубка подлеска

По всей видимости, «историческая макросоциология вступила в свой Золотой век»[44]. Такое неожиданно триумфальное утверждение Рэндалла Коллинза может вызвать скорее печальное недоумение у многих обществоведов, знакомых с положением дел в наших дисциплинах. Однако Коллинз очень строгий и корректный теоретик, давно известный энциклопедической эрудицией и парадоксальными прогнозами.

В легендарном ныне эпизоде, относящемся к 1980 г., Коллинз выступил в Колумбийском университете в Нью-Йорке с публичной лекцией, где на основании анализа закономерностей геополитической динамики, фиксируемой историческими атласами Китая и Ближнего Востока, предсказал, что Советский Союз так или иначе распадется в течение ближайших десятилетий. Американские советологи, занятые в основном ежедневным чтением между строк передовиц «Правды» и отслеживанием расстановки членов Политбюро на трибуне мавзолея, вполне ожидаемо подняли на смех макротеоретический прогноз Коллинза. В США тогда только начиналось массированное наращивание оборонных ассигнований с целью преодолеть последствия поражения в Индокитае и кризиса семидесятых и дать ответ на глобальный военный вызов СССР, тем временем расширявшего свою сферу влияния в Африке, Никарагуа и Афганистане. Именно в геополитическом перенапряжении советской экспансии Коллинз усмотрел признаки грядущих потрясений[45]. Поэтому отнесемся всерьез к словам Коллинза о Золотом веке теории и попробуем разобраться, что происходит сегодня с гуманитарными и общественными науками. Тем более что основные теоретические прорывы 1970-х – 1980-х гг. научные сообщества Восточной Европы (за отдельными исключениями) упустили из виду, погрузившись в циничную апатию брежневского застоя, затем на короткое время вспыхнув перестроечной полемикой, обернувшейся глубоким синдромом хаотической фазы.

Но прежде нам придется изрядно поработать топором критики, чтобы расчистить густой и цепкий подлесок, заслоняющий перспективу. Это в основном два совершенно не схожих друг с другом вида плевел – критико-культурологический постмодернизм и неолиберальный экономико-утилитарный индивидуализм. Их максималистские позиции вполне можно выразить словами «весь мир – театр» (он же дискурс) и «весь мир – рыночная сделка». Здесь мы рассмотрим не содержание теорий, а их обычно игнорируемые социальные и политические аспекты. Ведь научные направления при ближайшем рассмотрении организуются подобно политическим партиям и движениям.

Расчистка первая: мир как текст и театр