Читать книгу - "Игра Люцифера. Как один человек раскрыл "глобальный заговор", вышел из тюрьмы и стал миллионером - Брэдли Биркенфельд"

Сейчас мне очень неудобно рассказывать об этом Ладьелу, но тогда я вспоминал каждое слово каждого разговора с ним — с его первого звонка в вашингтонскую гостиницу, во время нашего путешествия по Мексике и вплоть до последнего рукопожатия и объятий в аэропорту имени Даллеса. Во всяком случае, каждое слово, которое я мог вспомнить, поскольку в некоторые моменты путешествия мы были совершенно пьяны. Однако я не мог вспомнить ничего особенного — ни странных оговорок, ни неловких вопросов, ни чрезмерной заинтересованности моими отношениями с UBS, карьерными планами или тем, насколько я был удовлетворен итогами судебного разбирательства. Я прокрутил все в голове и понял, что Ладьел вне подозрений. Но это было по-настоящему отвратительно, и я почувствовал стыд и гнев на ублюдков из министерства юстиции за то, что они заставили меня это сделать.

Итак, это устроили именно они. Список подозреваемых был коротким, и их можно было перечислить по пальцам одной руки. Мой брат Дуг знал, что я делаю, потому что я все ему рассказал, когда во время своей последней поездки оказался в Бостоне. Но это точно не мог быть Дуг, разве что он не решил мне отомстить за какую-то шалость в детском возрасте. Загибаем один палец. И это не был Ладьел, еще один палец. И конечно же, это не могли быть два моих адвоката, если только в юридической школе их не учили брать у клиентов деньги, а затем вышвыривать их вон. Итого четыре пальца, и остался один — Даунинг и министерство юстиции. У меня в голове звучала знаменитая реплика Марлона Брандо из фильма «В порту»: «Это был ты, Чарли. Это был ты».

Но зачем же Даунингу нужно было бы это делать? Министерство юстиции и Кевин Даунинг меня подставили, они следили за тем, как мы с Ладьелом отправились в Мексику, затем стащили Ладьела с самолета, заполучили его идентификационные данные и использовали его имя в какой-то темной схеме, чтобы засветить меня и заставить отступить. Но почему? В этом не было никакого смысла, если только они действительно не хотели, чтобы я заткнулся. И хотя я совершенно не переносил Кевина Даунинга, мне казалось, что за ниточки здесь тянул кто-то другой. Кто твой долбаный кукловод, Пиноккио?

Кто-то наверху ненавидел меня так же сильно, как Даунинг, а может быть, еще сильнее, но я не собирался выяснять, кто именно. Это не имело особого значения. Министерство юстиции было всесильным. Я сражался против дракона. Нужно было вести себя еще осторожнее с телефонными звонками, электронной почтой, факсами и разговорами. В UBS все еще работали люди, которых я считал своими отличными друзьями, но мог ли я доверять им? Единственными, на кого я мог полностью рассчитывать, были Дуг и мой лучший приятель со времен State Street, Рик Джеймс, но они жили не в Женеве. И пока я оставался в Швейцарии, я был одиноким волком, держащим охотников в страхе.

На минуту я задумался о том, чтобы собрать вещи и сбежать из страны, чтобы швейцарцы не смогли надеть на меня наручники. Однако я тут же отбросил эту мысль. Охота уже началась, и я посчитал, что лучшей тактикой будет не бегство, а контратака. Мне нужно было взять это фальшивое письмо Ладьела Джафарли и запихнуть его в задницу чиновникам из министерства юстиции. Я внезапно решил, что мне хватит прятаться и бегать от таксофона к таксофону. Если меня прослушивают — а я уже был в этом уверен, — нужно, чтобы они услышали, как я бросаю им вызов. Я позвонил Гектору и Морану в Вашингтон.

— Внимание, джентльмены, — сказал я. — Я сейчас отправлю вам факс прямо из дома.

— Хорошо, Брэд, — удивленно сказал Рик. — А это безопасно?

— Неважно. Меня уже раскрыли, и все это довольно гадко.

Я отправил факс, и через пять минут они перезвонили мне, шокированные.

— Не могу этому поверить, — сказал Пол. — Это что, какой-то розыгрыш?

— Только если я — Бэтмен, а Кевин Даунинг — Джокер.

— Брэд, ты точно уверен, — спросил Рик, — что твой друг Ладьел не мог сдать тебя UBS?

— А ты, Рик, — ответил я, — полностью уверен в том, что твоя жена не спит с чистильщиком вашего бассейна?

— Совершенно уверен, — сказал он.

— То же самое и у меня. Мы с Ладьелом были друзьями 10 лет. Он успешен, богат и предан мне. У него нет никакой причины подставлять меня или прогибаться под UBS. Ни малейшей. Кроме того, Ладьел ничего не знал о моих делах, так что это не он. Это письмо — подделка.

— Похоже на то, — ответил Рик. — Что нам делать?

— Я хочу, чтобы вы взяли это письмо, отправили его факсом Кевину Даунингу и спросили его: «Что это за херня?» Он будет все отрицать, но зато поймет, что мы за ним присматриваем. И сразу после этого вам нужно позвонить в налоговую службу, комиссию по ценным бумагам и, самое главное, в Сенат. Мне не важно, что вы для этого сделаете, можете продать своих детей, но вы должны выбить для меня повестку для дачи показаний. Все понятно?

— Да, хорошо, — ответил Пол. — Пристегни ремень!

— Мы уже в штопоре, — заметил я. — Поторопитесь!

Я повесил трубку, точнее, изо всех сил шарахнул ею по аппарату. Я хотел, чтобы мои адвокаты поняли, что я не в восторге от их работы и что им стоит играть пожестче. Добротой не победишь. Однако события разворачивались слишком быстро и у меня не было времени менять лошадей. Оставалось лишь сильнее подхлестывать их.

Гектор и Моран сделали все, как я сказал, и Даунинг отреагировал совершенно предсказуемым образом. Они отправили ему по факсу письмо Джафарли с требованием детальных объяснений. Когда он не ответил, они позвонили ему, и он начал заикаться, как школьник, пойманный за тем, что заглядывает под юбки девочкам на перемене.

— Я не имею ни малейшего представления о том, кто это отправил, — сказал Даунинг. — Но понятно, что у вашего клиента множество врагов, что лично меня нисколько не удивляет. Ему следует быть осторожнее.

Скользкий ублюдок.

И тут Хейг Симонян опубликовал свою скандальную статью в Financial Times. Я сидел на веранде, пил эспрессо и ухмылялся во весь рот. Хейг писал, что с ним связался некий анонимный швейцарский банкир, называвший себя «Тарантулом», и разобрал на винтики всю швейцарскую банковскую систему, с ее многолетней секретностью и коррупцией. Хейг написал, что у него не было возможности проверить самые болезненные детали, однако его значительный опыт в финансовых вопросах привел его к убеждению, что слова «Тарантула» заслуживали внимания. К следующему утру тему подхватили все газеты, и это вызвало серьезное волнение во всех банках — от Цюриха до Лугано.

Тем временем мои юридические птички принялись обрывать телефонные линии, пытаясь обеспечить мне иммунитет от налоговой службы и комиссии по ценным бумагам, а также «дружественную повестку» от постоянного подкомитета Сената по расследованиям. Я подумал, что теперь, когда все эти фигуры уже в игре, а жалкий заговор министерства юстиции разоблачен, Даунинг и его подручные не захотят выкидывать новых фортелей. Однако моя вера в целебную силу логического мышления была недолгой.

Через пару дней мне позвонил Джеймс Вудс, который все еще работал в UBS, хотя и перешел по моему совету в южноафриканский отдел.