Читать книгу - "Агония. Кремлевская элита перед лицом революции - Александр Скобов"

Генпрокуратура направила в СКР материалы для возбуждения очередного уголовного дела против Ходорковского. На этот раз в связи с его публичным выступлением. Желающие могут вступить с прокуратурой в увлекательную игру по выяснению, тождественна ли констатация несомненного факта неизбежности и необходимости революции призыву к ее совершению. Мне интереснее другое. Если режим действительно начнет возбуждать уголовные дела за его оценку как режима незаконного и преступного, он может вернуть публичному слову то значение, которое оно за последние четверть века совершенно утратило.

В советское время за любую критику существующего строя, действующего руководства или его политики полагалась уголовная статья. В этом парадоксальным образом выражалось почтение советского режима к слову, его мистическая вера в то, что слово может изменить мир. И если сажали не по каждому такому поводу, то могли ведь по каждому. Это знали все, поэтому желающих рисковать находилось мало. Зато каждый такой случай становился событием. Смелое слово действительно было делом.

Подсознательно благоговейное отношение советских людей к слову в полной мере проявилось в перестройку. Поток правды о советском государстве, которую стало можно говорить, превратил в картонную пустышку и смыл некогда грозную империю. Слово ее дескрализировало, потому что само считалось сакральным. Одновременно многие общественные деятели приобрели авторитет и вес прежде всего за счет того, что они говорили и писали.

В 90-е годы наступило разочарование в слове. Во-первых, потому, что им слишком много злоупотребляли для примитивного обмана. Во-вторых, потому, что именно в 90-е годы была выстроена забавнейшая система, в которой народ имел полную свободу говорить о власти все что хотел, а власть имела полную свободу не обращать на это никакого внимания. Потому что эти слова ни на что не повлияют. От них никто не лишится ни должности, ни доходов. Собака лает – ветер носит.

Путин эту систему усовершенствовал, тотально коррумпировав «большие СМИ». Впрочем, отчего же все валить на Путина? Они сами рады были коррумпироваться. Рады были, что нашелся хозяин. Откровенно демонстрируемая основной частью журналистского сообщества готовность продать подороже свою профессиональную свободу тоже не способствовала сохранению уважения к слову в российском обществе. И Путин мог особо не напрягаться по поводу того, что на информационной периферии оставался небольшой загончик, в котором продолжали сотрясать воздух страстными обличениями его режима.

Ситуация изменилась не от того, что свободное слово правды стало угрожать режиму, что оно вдруг обрело силу, чтобы поднять возмущенные массы на штурм твердынь власти. Просто эволюция путинского режима в направлении к классическому фашизму дошла до стадии самосакрализации. Обличение как режима в целом, так и отдельных его представителей вновь становится святотатством, нестерпимым для правящей клики и ее активно пробивающейся наверх обслуги. К этому вновь начинают относиться серьезно. И тем самым возвращают слову былую силу.

Слово может вновь стать оружием оппозиции. Если оппозиция решится сделать слово своим оружием. Если найдется группа достаточно значимых оппозиционных деятелей, которая повторит, конкретизирует и разовьет основные тезисы Михаила Ходорковского:

1. Российское законодательство носит открыто репрессивный характер, попирает базовые политические свободы слова и собраний, противоречит как признанным международно-правовым нормам, так и российской Конституции. Борьба с этим законодательством (в том числе в форме неповиновения ему) – не просто право, но и гражданский долг.

2. Выборы нынешних Думы и президента происходили в условиях массовых фальсификаций, а потому были незаконны. И Путин, и депутаты занимают свои места незаконно. Борьба за отстранение их от власти – не только право, но и гражданский долг.

3. Антидемократическое законодательство, практика административно-полицейского произвола, полная подконтрольность судов, отлаженная машина выборных манипуляций – все это исключает смену власти в рамках действующих законов и процедур. Значит, режим будет сметен с выходом за пределы этих законов и процедур. Такой способ смены власти называется революцией. Пока власть фальсифицирует выборы и рапорты о задержаниях, революция – единственно возможный путь. Способствовать ее приближению – не только право, но и гражданский долг. В этом оппозиция и видит свою задачу.

Эти три простые пункта смогут сильно поспособствовать возвращению слову утраченной им силы, если они станут той минимальной платформой, на которой произойдет консолидация настоящей оппозиции. Дальше можно спорить и даже иметь различные мнения о конкретных программных требованиях. О том, что делать с олигархическим капиталом. Даже о том, что делать с Крымом – вернуть его сразу или после серии международных конференций. Но эти три пункта – база. Просто потому, что это правда.

Оппозиция тогда сможет вернуть уважение к слову, когда научится говорить всю правду без недомолвок. Даже если она кажется непрагматичной. Даже если она идет вразрез с преобладающими общественными настроениями. Даже если тебя за нее снимут с выборов. Даже если за нее твою организацию запретят как экстремистскую. Даже если за нее будут возбуждать уголовные дела.

Оппозиция вернет слову силу, когда перестанет пытаться встроиться в диктуемые режимом правила. Когда ее лидеры перестанут увиливать от прямого вопроса о Крыме и выражать надежду на то, что во власти есть вменяемые люди. Когда они осознают: при этой системе вменяемые люди во власти никогда не будут оказывать решающего влияния на принятие решений. Когда они забудут о «первых тройках» и в ответ на новые обвинения Михаилу Ходорковскому прямо объявят: именно Михаилу Ходорковскому будет предложено возглавить временную переходную власть после революции. Как самому умеренному.