Читать книгу - "Украинский вопрос и политика идентичности - Алексей Ильич Миллер"

провинциальные было бы таким же бедственным культурным явлением, как совершенное раздробление политическое великих национальных единиц было бы бедствием политическим»[546]. Драгоманов лишь в слегка завуалированной форме стремился оправдаться, подчеркнуть федералистский, а не сепаратистский характер своих убеждений. Однако в открытую полемику с Ригельманом он так и не вступил, а открытое покаяние было для него неприемлемо.

Попутно Драгоманов не оставлял попыток убедить вмешаться и Пыпина, подчеркивая, что его мнение «было бы самым лучшим заграждением уст всяким насекомым». Это письмо, написанное, по всей видимости, в августе 1875 г., поскольку о доносе Юзефовича в III отделение речь идет как об уже состоявшемся факте, звучит почти как крик о помощи. Упомянув об угрозах Юзефовича написать в III отделение и о том, что последний, по слухам, их уже осуществил, Драгоманов продолжает: «На меня указано как на человека, коего для общего спокойствия надо вывезти. А печать столичная молчит […], молчат и укрфильские [украинофильские. – А. М.] нотабли, а другие пишут пошлости, как Лысенко в Голосе!»[547]

Статья Ригельмана дала эффект, на который была рассчитана – она привлекла внимание петербургских властей. 5 мая 1875 г. новое письмо П. Антоновичу отправил по поручению Толстого его заместитель А. П. Ширинский-Шихматов, восемью годами ранее сам исполнявший должность куратора Киевского учебного округа. В этом послании П. Антоновичу не только предлагалось обратить особенное внимание на деятельность украинофильски настроенных учителей и профессоров университета, но и запрашивался список неблагонадежных. Дабы желания и далее манкировать поручением у П. Антоновича не возникло – напомним, что он проигнорировал январское письмо самого министра, – Ширинский-Шихматов предлагал, в крайнем случае, прислать ему список всех преподавателей, в котором он без труда по старой памяти сам сможет отметить заведомых украинофилов. В числе таковых он сразу назвал Драгоманова, В. Антоновича и П. Житецкого. К письму была приложена также статья Драгоманова «Література російська…», которой предстояло сыграть роковую роль в биографии ее автора[548].

Ответ П. Антоновича от 19 июля представляет собой обширную записку, где подробно оспаривается большинство высказанных Ширинским-Шихматовым обвинений. Подозрения об украинофильстве В. Антоновича куратор отвергает вполне, о Житецком говорит, что его поведение на данный момент не вызывает замечаний. Впрочем, за Житецкого он не ручался и обещал уволить его при первых признаках неблагонадежности. Подчеркнув, что и преподавательская деятельность Драгоманова не дает оснований обвинять в его в украинофильстве, П. Антонович пишет далее, что присланная ему Ширинским-Шахматовым статья Драгоманова в «Правде» сама по себе служит тем не менее достаточным основанием для увольнения его из университета. Это он и предлагает сделать. Очевидно, что суровость Антоновича – демонстративная. О статье Драгоманова он наверняка знал задолго до того, как ему прислали ее из Петербурга – еще в 1874-м о ней писал «Киевлянин», а в феврале 1875 г. она стала предметом разбирательства в «Русском вестнике». То обстоятельство, что П. Антонович ничего не предпринимал, тем более после получения письма министра народного просвещения в январе, ясно свидетельствует, что куратор до последнего стремился избежать репрессий против лидеров Громады.

Далее П. Антонович критично отзывается об «инсинуациях Шульгина» против КГО, равно как и о «публичных взрывах гнева» против КГО со стороны Юзефовича, оценивая все обвинения против отдела как попытки сведения личных счетов. Не без лукавства он утверждал, что замечания о ключевой роли в отделе бывшего ссыльного Чубинского не соответствуют действительности, поскольку тот человек незначительный и никому не известный, и напоминал, что среди основателей КГО были его сегодняшние хулители. «Как бы то ни было, Киевский Отдел Географического Общества находится под ближайшим покровительством Главного Начальника Края, который почитает его заседания своим присутствием и вообще принимает в деятельности Отдела живое участие; поэтому трудно допустить, чтобы в этих условиях Отдел мог стать центром и опорным пунктом украинофильства в Киеве», – заключает Антонович эту часть своей записки[549].

Таким образом, после «ритуальной жертвы» в виде увольнения Драгоманова из университета, киевские власти заняли круговую оборону, стремясь защитить КГО и предотвратить более широкую кампанию персональных репрессий. Громада также предприняла шаги в русле этой тактики – 1 августа ее члены вышли из редакции «Киевского телеграфа» и прекратили таким образом полемику с «Киевлянином». В заявлении «от выходящих сотрудников» ни слова не говорилось о действительных причинах их поступка – оно было выдержано в самом лояльном духе, с выпадами против поляков как главного и единственного врага. Украина ни разу не поминалась, речь шла о Юге России. Лишь в призыве и далее обсуждать «славяно-русские вопросы с прогрессивно-народной точки зрения» слышался глухой намек на реальные обстоятельства[550].

Влияния МНП было явно недостаточно, чтобы окончательно сломить сопротивление Дондукова-Корсакова. Именно в этой ситуации в начале августа 1875 г. Юзефович и написал шефу жандармов А. Л. Потапову.

Глава 9. Эмский указ

27 августа 1875 г. начальник III отделения генерал-адъютант А. Л. Потапов подписал следующее письмо: «Государь император в виду проявлений украинофильской деятельности и в особенности переводов и печатания учебников и молитвенников на малорусском языке Высочайше повелеть соизволил учредить под председательством министра Внутренних Дел Совещание из министра Народного Просвещения, обер-прокурора Святейшего Синода, главного начальника III-го Отделения собственной его императорского величества Канцелярии и председателя Киевской археологической комиссии тайного советника Юзефовича для всестороннего обсуждения этого вопроса»[551]. На следующий день оно было разослано А. Е. Тимашеву в МВД, Д. А. Толстому в МНП, К. П. Победоносцеву в Синод и Юзефовичу (по всей видимости, через Дондукова-Корсакова) в Киев.

Архивные дела Совещания не содержат документов, предшествовавших этому посланию[552]. Ясно, однако, что Юзефович писал Потапову, вероятно, в начале августа. Шеф жандармов, по всей видимости, вполне разделял взгляды своего корреспондента и, докладывая дело Александру II накануне состоявшейся в сентябре поездки царя в Киев, предложил включить Юзефовича в члены Совещания. (То обстоятельство, что комиссия, в которой председательствовал Юзефович в Киеве, названа в письме Археологической вместо Археографической, лишний раз доказывает, что Юзефович был включен в нее не «по должности».)

В качестве главного пункта первоначального обвинения фигурировало издание украинских книг для народа, что было запрещено Валуевским циркуляром, который Александр II лично одобрил в 1863 г.

Сентябрь ушел на подготовку для Совещания двух записок экспертов. Первая по поручению Тимашева была составлена Главным управлением по делам печати и доложена министру уже 3 октября[553]. Документы не содержат имени ее автора, но он говорит о себе как о великороссе. В записке ГУП речь шла исключительно о языковой проблеме. Ситуация в Малороссии сравнивалась в записке с ситуацией в Бретани и южных департаментах