Читать книгу - "Национализм как политическая идеология. Учебное пособие - Владимир Малахов"

История человечества, как писал Майнере, должна продемонстрировать, «почему одна часть суши и одни народы всегда были господами, а все остальные им служили; почему богиня свободы издавна жила в пределах столь узких границ, а страшный деспотизм восседал на троне у большинства народов, расселенных на столь широких просторах; почему, наконец, европейские нации даже в состоянии дикости варварства отличались от всех прочих в превосходную строну, и в особенности — своей восприимчивостью к просвещению»^[250].

Идеи Майнерса, высказанные им в 70-е гг. XVIII в., оказались невостребованными. Иная участь ожидала восемью десятилетиями позже Жозефа Артура де Гобино — французского историка, писателя и эссеиста, четырехтомный труд которого «Опыт о неравенстве человеческих рас» (1853-1855) считается основополагающим для расизма как идеологии.

Термин «раса» граф Гобино употребляет в биологическом значении — как обозначение группы людей с «изначально чистой кровью» или «первичной этнической стихией». Чистота расы для Гобино — условие чистоты и величия культуры, а нарушение расовой чистоты в результате смешения высших с низшими — причина биологического и культурного вырождения. Эти мысли Гобино нашли впоследствии широкий отклик в философской публицистике. Среди тех, кто развивал вслед за Гобино тезисы «культурного пессимизма», были Р. Вагнер и О. Шпенглер.

Ни Гобино, ни его эпигоны не утруждали себя сколько-нибудь строгим описанием расовых типов, бессистемно нанизывая друг на друга сведения, заимствованные из различных областей знания. Помимо физической антропологии таким источником служила лингвистика. «Кельтская» и «славянская» расы, которые X. Майнере выделил внутри «кавказской», равно как «семитская» и «арийская» расы у позднейших авторов представляли собой результат прямого перенесения типологизаций языкознания на сферу философии истории.

Расовые теории, в огромном количестве возникшие на рубеже XIX-XX вв., не отвечали даже самым мягким критериям научности. Но они к этому и не стремились. Ибо с самого начала были идеологиями, а идеологии по определению не нуждаются во внутренней непротиворечивости и в проверяемости на опыте. Как и всякая идеология, расизм обслуживал определенные политические цели. Главной целью в данном случае была легитимация господства.

Пожалуй, самым знаменитым из теоретиков расизма той эпохи был Хьюстон Стюарт Чемберлен (1855-1927), публицист, по происхождению англичанин, но по причине глубокой внутренней симпатии к «германству», превративший себя в немца. Его «Основания XIX столетия» (1899) выдержали в Веймарской и затем в нацистской Германии около тридцати изданий. Чемберлен усвоил и радикализировал идеи Гобино. В отличие от учителя, он считал, что физическое и духовное «вырождение» можно предотвратить, если последовательно проводить правильную расовую политику. X. С. Чемберлен одним из первых, если не первым, предпринял систематическое развертывание расистских идей в сторону антисемитизма. Разумеется, недостатка в авторах антисемитского толка не было и до него. Достаточно вспомнить Шарля Морраса, Мориса Барреса и Эдуара Дрюмона, уже упомянутых выше. Однако во всех этих случаях антисемитизм не был элементом последовательно расистской системы аргументации. Все названные авторы вполне укладываются в историю национализма.

Содержание расистской логики

Выделим ключевые моменты логики, которые позволяют считать ту или иную аргументацию расистской. Это, прежде всего, особый способ интерпретации различий. Расизм заключается в особой интерпретации той очевидности, которая состоит в наличии между людьми различий, в том числе фенотипических. Он утверждает, что поведение индивидов запрограммировано их принадлежностью к группе (называемой или не называемой «расой»). Расизм утверждает, далее, связь между различием и господством. Предполагается, что между культурными характеристиками группы и ее местом в обществе можно установить отношение детерминации.

Социальные истоки расизма

Поскольку главной функцией расизма является легитимация господства, его историю принято начинать с эпохи Великих географических открытий, т. е. с конца XV — начала XVI в. Ведь именно в этот период начинается колонизация одной — европейской, «белой» частью человечества, другой, «цветной» его части. Однако колониализм как таковой долгое время не сопровождался расизмом как идеологией. Применительно к первым трем векам колониальной экспансии можно говорить лишь о «проторасизме». Далеко не случайно, что испанцы и португальцы в Южной Америке были озабочены обращением завоеванных в свою веру. Равным образом в период работорговли, начавшийся в XVII в., католическая церковь занималась обращением «язычников» в христианство: церковь исходила из идеи единства человеческого рода. Даже использование рабского труда поначалу не опиралось на идеи расового превосходства. В этом не было нужды. Все определялось экономически — «исторической доступностью» труда африканцев.

На вопрос, почему расизм получает распространение лишь в конце XIX — начале XX в., оставаясь до этого времени периферийным интеллектуальным явлением, достаточно убедительно ответила X. Арендт. В соответствующем разделе «Истоков тоталитаризма»^[251] X. Арендт показала неразрывную связь между экспансией европейского капитализма за пределы Старого Света — империализмом — и расистской идеологией как инструментом оправдания и обоснования этой экспансии. Даже если бы расизма не существовало, нечто подобное следовало бы выдумать.