Читать книгу - "Охота. Я и военные преступники - Чак Судетич"

Великолепный тактик и посредственный стратег, Милошевич стремился лишь удовлетворить собственное честолюбие, и ценой стали невыразимые страдания тех, кто противостоял ему или представлял угрозу для его личной власти. Ваша честь, обвиняемый Милошевич использовал все средства, абсолютно все, во имя личной власти. В его поступках не стоит искать высоких идеалов. За националистическими призывами и ужасами этнических чисток, за высокопарной риторикой и банальными фразами скрывается жажда власти… Жажда власти — вот что двигало Слободаном Милошевичем… а вовсе не личные убеждения, и уж конечно не патриотизм, не честь, не расизм и не ксенофобия…

Суд, который начинается сегодня, будет рассматривать трагические судьбы тысяч жертв Милошевича — хорватов, боснийцев, албанцев… [Но жертвами обвиняемого Милошевича стали не только они]… Я говорю о сербских беженцах, которым пришлось покинуть Хорватию, Боснию, и Косово. Милошевич искусно усиливал и подпитывал их страхи, манипулируя этими людьми ради осуществления собственных преступных планов. Многие заплатили за это своими жизнями, другие потеряли дома и надежду на будущее. Этих мужчин и женщин по праву можно причислить к числу жертв Милошевича, как, впрочем, и всех граждан Федеративной Республики Югославии, которым теперь придется восстанавливать из руин… страну, оставленную им в наследство обвиняемым Милошевичем…

Обвинение намерено доказать личную ответственность Слободана Милошевича за преступления, в которых его обвиняют… В этом заключается задача правосудия. Мы собираемся сделать это бесстрастно, постоянно вспоминая слова Иво Андрича [югославский писатель, лауреат Нобелевской премии], произнесенные им на еврейском кладбище в Сараево: «Если человечество хочет быть достойным своего имени, люди должны вместе выступить против международных преступлений, воздвигнуть мощный и надежный барьер и справедливо наказать всех тех, кто убивал отдельных людей и народы».[19]

Найс, Райнвельд, Грум, Эрц-Рецлафф, а также помогавшие им юристы, полицейские следователи, аналитики, переводчики и администраторы начали четырехлетний марафон. Эти люди представляли тысячи улик, документ за документом, расшифровку за расшифровкой, фотографию за фотографией. Они готовили и допрашивали свидетелей и собирали новые доказательства даже после начала судебного процесса. С самого первого дня Милошевич весьма неуважительно разговаривал с судьями и в особенности с судьей Маем. Он постоянно подчеркивал, что не признает юрисдикции трибунала. К судье Мэю он обращался только по фамилии, «господин Мэй», и ни разу не назвал его «ваша честь». Я помню, как однажды встретилась с судьей Мэем в коридоре. Чтобы не ставить его в неловкое положение, я не стала обсуждать нюансы дела. Я только спросила:

— Судья Мэй, почему вы сразу же не сказали Милошевичу, что не потерпите пренебрежительного обращения к себе?

— Знаете, мадам прокурор, у нас есть куда более важные проблемы, — усмехнулся судья.

— Вы правы, — согласилась я. — Но внешние формальности тоже очень важны.

Первыми свидетелями, которых вызвала прокурорская служба, были жертвы преступлений, совершенных в Косово сербской полицией, военизированными формированиями и подразделениями югославской армии. Я предупреждала, что это тактическая ошибка, связанная со значительной тратой времени. Наш процесс был назван «процессом века», но он же стал и величайшим разочарованием. Во всем мире и в особенности в Сербии и в Косово ожидали, что против Милошевича, человека, ответственного за распад прежней Югославии, будут свидетельствовать люди его уровня: дипломаты, специалисты по международным переговорам, его собственные ставленники. Но вместо этого перед судом предстали жертвы военных преступлений. Многие из них были неграмотными крестьянами и рабочими, никогда не выезжавшими за пределы своих родных деревень и городков. Они не могли противостоять Милошевичу во время перекрестных допросов. В течение нескольких недель те, кому больше всех нужно было видеть этот суд, то есть народы Сербии, Косово и остальных стран бывшей Югославии, не получали информации. Журналисты потеряли интерес к процессу. После событий 11 сентября их интересовали совсем другие темы.

Я созвала совещание, на которое пригласила Найса, Райнвельда, Грума, Эрц-Рецлафф и других членов нашей команды, и сказала: «Это не тот процесс, который мы хотели показать миру». Я не хотела видеть, как Милошевич унижает наших свидетелей. Никогда не забуду один из устроенных им перекрестных допросов. Это было ужасно. Пожилая косовская албанка, которая была не только жертвой преступления, но и политическим лидером своего региона, оказалась не в состоянии отвечать на вопросы Милошевича. Ему быстро удалось подорвать доверие к ней суда. Милошевич пытался представить албанцев террористами. Да, действительно, свидетельница наверняка участвовала в каких-то противоправительственных действиях и не хотела в этом признаваться. Впрочем, каковы бы ни были причины, поведение Милошевича подрывало доверие к прокурорской службе и позволяло обвиняемому вербовать себе политических сторонников в Сербии.

Нам нужно было обсудить изменение тактики. Мне были необходимы свидетели-инсайдеры. Я хотела видеть на суде дипломатов и лидеров международного сообщества, которые во время войны сотрудничали с Милошевичем. Мне не нужны были доказательства расстрелов, изнасилований и других преступлений. Мне были необходимы доказательства, которые связывали Милошевича с этими расстрелами, изнасилованиями и другими преступлениями. Я сказала, что нам не следует приглашать в зал суда множество свидетелей реальных преступлений, вполне достаточно будет представить их показания в письменном виде. Милошевич, если пожелает, может подвергнуть этих людей перекрестному допросу. «Мы даем Милошевичу возможность демонстрировать свою силу. Нам нужно было изменить стратегию», — сказала я. Мои слова явно уязвили гордость некоторых сотрудников. Управлять юристами — значит, управлять эгоцентриками. Но как я могла это сделать, находясь в организации, где плечом к плечу приходилось работать профессионалам из двух различных юридических систем — системы континентального и англосаксонского права? Мне было очень тяжело. Однако такую проблему приходится решать всем, кто работает в трибуналах по военным преступлениям.

После ареста Милошевича и его экстрадиции в Гаагу мы начали получать сигналы о том, что свидетели-инсайдеры готовы вступить с нами в переговоры. Наступил период интенсивной работы. Мы со старшими прокурорами направили юристов и следователей в Сербию и Черногорию. Они должны были обратиться к военным, полицейским и политикам, которые, по нашим сведениям, могли иметь информацию о важных событиях. К нашему удивлению, очень многие согласились дать показания и даже выступить на суде. Нам на руку сыграло то, что в Сербии стали понимать, что Милошевич — преступник, причинивший громадный ущерб родине. Свидетели, которых нашли наши следователи, начали рассказывать о важных документах. Они подсказывали, где можно их найти. Наконец в пятницу, 15 марта, против Милошевича выступил первый серьезный свидетель, лорд Пэдди Эшдаун, член британской Палаты лордов. Он вел мирные переговоры в бывшей Югославии. Лорд Эшдаун рассказал о том, как Франьо Туджман показывал ему карту Хорватии и Сербии, причем Босния и Герцеговина были практически поделены между ними. Он рассказал об убийствах сербов в Косово. Лорд Эшдаун дал важнейшие показания о природе вооруженного конфликта в Косово в 1998 году, поскольку сам был свидетелем операции югославской армии, во время которой были сожжены албанские деревни: