Читать книгу - "Власть в тротиловом эквиваленте. Наследие царя Бориса - Михаил Полторанин"

По телевидению у Ивашко (Кручина уже больше молчал) была, как он говорил, непробиваемая позиция: российский съезд принял ошибочное решение. Потому что нет места еще для кого-то в Останкинских корпусах, нельзя что-то вычленить из Гостелерадио в другую компанию, не разрушив весь комплекс, подать сигнал новорожденному будет некуда и неоткуда. Словом, цена нашей затеи — медный грош в базарный день. Чувствовалось, что в Кремле они даром времени не теряли: аргументы для «отлупа» готовили основательно.

Тогда я слабовато разбирался в технических тонкостях этого дела (все-таки газетчик, полиграфист), но предполагал: будут ловить на неопытности. И предварительно обратился за консультациями к целому ряду московских специалистов. Ценнее всех были рекомендации первого заместителя Гостелерадио СССР Валентина Валентиновича Лазуткина — профессионала высокой пробы. Другие вытягивали меня из своих кабинетов в сумерки коридора и, озираясь, полушепотом делились техническими знаниями, как будто выдавали страшную военную тайну. При этом напоминали, чтобы в случае успеха нашего дела мы не забывали об их услугах.

А Лазуткин на глазах у своих коллег весело подбадривал меня:

— Для создания телевидения нужно две вещи: канал и финансы. Деньги у вас есть, канал вам дадут— никуда не денутся. А в остальном мы поможем.

Ему как журналисту импонировала идея появления конкурентной среды. Он действовал совершенно открыто, («Мы живем в России и должны уважать решения российской власти!»). Приглашал для прояснения деталей некоторых технарей, и мы сообща в его кабинете прорисовывали очертания телекомпании. Это Валентин Валентинович предложил присмотреться к Шаболовке, просчитал маршруты для прокладки кабелей по подземным коммуникациям Москвы, варианты распространения сигнала по России и многое другое.

Он сделал для рождения ВГТРК (наравне с Беллой Курковой) больше, чем кто-либо. Но при раздаче похвал «пионерам» российского телевидения всегда старался уйти в тень. Для него главное сделать дело, а пальцы веером пусть растопыривают пустобрехи.

Не называя фамилий, я изложил Владимиру Ивашко мнение профессионалов. Показал вычерченные схемы закладки инфраструктуры ВГТРК без ущерба для Гостелерадио. Скрепя сердце он вынужден был признать: съезд, а по его следам и Верховный Совет РСФСР приняли обоснованное решение. Его надо выполнять. Попытался спорить по частным вопросам, но потом согласился, что специалист в этом деле он еще тот! И будет полезнее, если финальную стадию переговоров и принятия по ним конкретных мер Политбюро спустит на несколько этажей ниже — поручит председателю Гостелерадио СССР Михаилу Ненашеву. Не царское это дело заниматься дележкой эфирных частот. Ивашко позвонил Горбачеву, а также члену Политбюро Александру Яковлеву, и те дали «добро» на такой вариант.

После переговоров на Старой площади я зашел к Ельцину и доложился о результатах.

— Дожимайте их! — сказал Борис Николаевич.

Стоит напомнить, что в СССР тогда все республики имели свое телевидение — госкомитеты при местных совминах. Вещали на русском и национальном языках. Одна Россия оставалась безлошадной. Сломать эту нелепую традицию и поручал нам, исполнителям, съезд народных депутатов РСФСР. Кого мне теперь дожимать — Ненашева? Но он же коллега. Мне казалось, что поймет с полуслова.

На рубеже 70–80-х годов Михаил Федорович Ненашев работал главным редактором «Советской России». Это была пора расцвета газеты, и репутация удачливого закрепилась за Ненашевым вполне заслуженно. Затем он возглавлял тихий Госкомиздат СССР, з в 89-м Горбачев поставил его как надежного пропагандиста на Гостелерадио. Сесть в такое время, да и на такую горячую сковороду — врагу не пожелаешь.

После первых же встреч с Михаилом Федоровичем я начал догадываться, что он получил от Горбачева задание пудрить российской власти мозги. («Пудрить мозги» — любимое выражение Михаила Сергеевича). Выдумывать причину за причиной, обещать, но не делать. Не очень-то умел это Ненашев. Поводив меня за нос, он краешком намекнул, что на нашу договоренность на Старой площади плюнули и растерли.

А депутаты требовали: «Подать сюда председателя Гостелерадио!» Его вызвали на заседание Верховного Совета РСФСР — он не стал прятаться за больничными листами и явился, долго оправдывался. Ему припомнили снятие с эфира выступления Председателя Верховного Совета РСФСР и пригрозили. Он ушел помятый: трудно выглядеть свеженьким, находясь между молотом и наковальней.

Ну а что Же Михаил Сергеевич, опять отсиделся в сторонке? Нет, на сей раз он обозначился во весь рост. И к удивлению многих, громыхнул кулаком. Появился указ Президента СССР «О демократизации и развитии телевидения и радиовещания».

Чувствовалось, что указ Горбачева готовили в спешке. В нем полно было тумана, но главная мысль припирала к стенке своей однозначностью: объявлялись «недействительными любые акты республиканских, краевых л областных органов, принятые без согласования с Советом Министров СССР и направленные на изменение правового и имущественного положения действующих подразделений Государственного Комитета СССР по телевидению и радиовещанию.»

Указом, как видим, возводилась преграда на пути России к созданию собственной телерадиокомпании. Недействительны любые решения, если нет на то согласия Кремля — и точка! Умел же Горбачев действовать круто, когда дело касалось контроля за массовой информацией. Оно и понятно: утрать этот контроль, это монопольное право дозволять или запрещать, и с экранов могут зазвучать убийственные факты о целенаправленном разрушении экономики. Или о поддержке Кремлем сепаратизма. Или о перекачке капиталов за рубеж. Или о тайном уничтожении наших самых грозных ядерных ракет СС-18 «Сатана» по воле США. Тут хочешь — не хочешь, а ляжешь на амбразуру.

Эх, если бы с таким упорством Михаил Сергеевич с товарищами из Политбюро отстаивал хотя бы целостность Советского Союза!

Правда, увязать концы с концами в указе не удалось. Алогичность его положений выпирала наружу. С одной стороны, закреплялась монополия Гостелерадио СССР, с другой — разрешалось создавать независимые студии «своим» работникам и организовывать вещание «путем аренды эфирного времени». Был откровенно провозглашен курс на коммерциализацию ЦТ, и в этом прогладывал тайный умысел: телевизионщики почувствуют вкус больших денег и будут активно союзничать с Кремлем в пресечении чьих-то посягательств на «плодородные» эфирные частоты.

И наконец откровенным кукишем торчал пункт в документе, где предлагалось рассмотреть «необходимость строительства в гор. Москве аппаратно-студийного комплекса телерадио РСФСР». Дескать, вы там хоть из штанов выпрыгивайте, а мы еще будем думать годика два или три.

Депутаты сразу узрели в указе демонстративный антироссийский демарш. На заседании Верховного Совета мне поручили подготовить доклад об информационной блокаде России. В нем я думал опереться на Декларацию о государственном суверенитете РСФСР, где прямо сказано: «действие актов Союза ССР, вступающих в противоречие с суверенными правами РСФСР приостанавливается». Указ Горбачева, таким образом, не должен иметь силы на территории России. Если же со стороны его команды последовали бы и дальше конфронтационные меры, я предлагал вынести вопрос на съезд, и попросить там виновных на трибуну для объяснений. Во главе с генсеком. Были и другие идеи.