Читать книгу - "Кто правит миром? - Ноам Хомский"

Более подробный взгляд на события тех дней добавляет к этим высказываниям еще больше мрачных тонов.

Кандидатов на «самый опасный момент» было несколько. Один их них – 27 октября 1962 года, когда эсминцы США, осуществлявшие блокаду Кубы, сбросили на советские подлодки глубинные бомбы. По данным советской стороны, которые можно найти в Архиве национальной безопасности, капитаны субмарин «разозлились достаточно для того, чтобы говорить о пуске торпед с ядерными боеголовками мощностью 15 килотонн, сравнимой с мощностью бомбы, уничтожившей в августе 1945 года Хиросиму»^[246].

Решение подготовить торпеду к боевому пуску, о котором надлежащим образом было доложено командованию, в самый последний момент отменил помощник капитана Василий Архипов и тем самым, вероятно, спас мир от ядерной катастрофы^[247]. Не трудно представить, как бы отреагировали США, если б торпеда действительно была пущена, или как бы ответили русские, если б над их страной вырос атомный гриб.

По данным Грэхема Эллисона, хорошо информированного стратегического аналитика из Гарвардского университета, который написал об этом в издании Foreign Affairs, Кеннеди уже объявил высший уровень боеготовности ядерного оружия, DEFCON 2, позволявший «пилотам военно-воздушных сил НАТО взлететь, взять курс на Москву и сбросить бомбу»^[248].

Еще одним претендентом на «самый опасный момент» можно считать 26 октября. Этот день выбрал майор Дон Клоусон, пилот бомбардировщика «В-52». Впоследствии он сообщил поистине жуткие подробности операции «Хромированный купол», развернутой во время кризиса, когда «в воздух по тревоге поднимались бомбардировщики с ядерным оружием на борту в состоянии полной боеготовности». «Двадцать шестого октября стало тем днем, когда нация ближе всего подошла к ядерной войне», – пишет он в своих «Непочтительных историях пилота военно-воздушных сил». В тот день и сам Клоусон мог ввергнуть мир в губительный катаклизм. По его мнению, «нам чертовски повезло, что мы не взорвали этот мир, и благодарить за это надо отнюдь не политическое или военное руководство страны».

Ошибки, смятение, инциденты, которых едва удалось избежать, непонимание со стороны руководства, о которых говорит Клоусон, сами по себе пугают, но еще больше пугают оперативные командно-административные правила либо их отсутствие. В своих воспоминаниях о пятнадцати суточных воздушных дежурствах в рамках операции «Хромированный купол», максимально возможных, он сообщает, что официальное командование «не обладало возможностью помешать какому-нибудь неконтролируемому экипажу или же одному из его членов привести в боевую готовность термоядерное оружие и использовать его» или даже передать по радио приказ о боевом вылете «всех военно-воздушных сил передового базирования», который потом больше нельзя было бы отменить. Поднимаясь в воздух, экипаж, пишет майор, «мог приводить в состояние боеготовности бомбы и сбрасывать их без дополнительных команд с земли. Никаких сдерживающих факторов в системе попросту не существовало»^[249].

По информации генерала Дэвида Берчинела, начальника отдела планирования штаба военно-воздушных сил, в воздух подняли примерно треть всех имевшихся в наличии самолетов. Стратегическое командование ВВС, технически несущее за это ответственность, почти не контролировало ситуацию. А по информации Клоусона, с гражданским Национальным командованием военные сведениями не делились, это означает, что члены ExComm, решавшие судьбу мира, знали даже меньше, чем предполагается.