Читать книгу - "Новая Россия. Какое будущее нам предстоит построить - Михаил Делягин"

Результат известен: разгром одной из лучших в то время по качеству хозяйственного управления российских компаний и большое число человеческих трагедий (включая несколько смертей — сегодня, по всей видимости, можно назвать как минимум, с одной стороны, Р. Цепова, а с другой — В. Алексаняна). Чуть более отдаленным, но также следствием этого процесса стала скоропалительная отставка в начале 2004 года второго к тому времени по качеству после Е. М. Примакова (хотя и с катастрофически большим отставанием) премьера России — Касьянова с длительным параличом правительственных структур в ходе скоропалительной и непродуманной разрушительной «административной реформы».

Естественной реакцией на несоответствие территориальной ограниченности сферы компетенции каждой национальной бюрократии и глобального характера объекта регулирования — глобальной экономики — представляется надстройка национальных бюрократий до глобального уровня. То, что глубина противоречий (не только коммерческих, но и культурных, что намного важнее) на этом уровне существенно превышает все, что можно представить себе на уровне национальном и даже региональном (например, в Европейском союзе), принципиально отвергается перед лицом всепоглощающей потребности эффективного глобального регулирования, осуществляемого в собственных целях.

Грубо говоря, корысть глаза застит и не позволяет осознать, в частности, фундаментальность противоречия между функциями регулятора рынка и ролью ключевого игрока этого же рынка (мы привыкли наблюдать этот феномен на порой душераздирающем примере американского государства).

Будучи не в силах осознать характер своего противоречивого положения (хотя бы потому, что подобное осознание прямо противоречит его непосредственным коммерческим интересам), глобальный управляющий класс в своих инстинктивных действиях повторяет шаблоны, как это ни странно, советской бюрократии. Он пытается решить проблему созданием соответствующего специализированного учреждения, в данном случае — универсального глобального регулятора в лице мирового правительства. При этом искренне предполагается, что данное правительство будет государственным по форме и коммерческим по духу, то есть, формально служа интересам всего человечества и выступая в роли глобального регулятора, на деле будет обслуживать интересы ключевых игроков регулируемых рынков — глобальных монополий.

Данное противоречие, как представляется, в принципе невозможно осознать изнутри него, — просто потому, что подобное осознание прямо противоречит собственным коммерческим интересам осознающего.

Таким образом, глобальный управляющий класс стремится к институционализации, обуреваемый собственной корыстью и соображениями удобства, а также в силу фундаментальных представлений, унаследованных им из предыдущей эпохи иерархических систем управления. Нереализуемость его коллективных желаний столь же мало волнует его, как волновала она сатрапов далекого деспотического прошлого. Его также совершенно не волнует, что формирование мирового правительства (сколь угодно неформального и гибкого) на его собственной базе существенно ограничит его нынешнюю гибкость и адаптивность и тем самым драматически снизит его собственную эффективность.

О снижении конкурентоспособности речи при этом не идет, так как глобальный управляющий класс в принципе не имеет субъекта хотя бы потенциальной конкуренции, на голову превосходя по своему качеству все остальные субъекты управления.

Однако, осуществляя глобальное регулирование, он непосредственно и постоянно сталкивается с объективными тенденциями, частично используя их, а частично пытаясь их перебороть, что на деле оборачивается их корректировкой. Институционализация глобального управляющего класса поневоле повысит его косность, какой бы низкой она ни была, и ослабит его возможности не только по корректировке объективных тенденций, но и по их постижению (как сознательному, так и интуитивному), объективно повысив тем самым возможности поневоле противостоящих ему национально, патриотически ориентированных управляющих систем.

Строго говоря, стремление глобального управляющего класса к институционализации в форме мирового правительства выражает общее противоречие между стремлением к гибкости и адаптивности и столь же объективно обусловленным стремлением к стабильности и надежности, характерным для любой управляющей системы. Внешние конкурентные условия предъявляют требования к гибкости, в то время как собственные интересы управленцев вызывают постоянное и усиливающееся по мере приближения к гарантированному благополучию стремление к стабильности. Ослабление внешнего конкурентного давления позволяет стремлению к стабильности возобладать, что ведет к окостенению системы, что мы весьма наглядно наблюдали на примере краха Советского Союза.

Глобальный управляющий класс имеет встроенную защиту от подобного краха в виде принципиально открытого, гибкого, конкурентного метода своего формирования. Однако эта конкуренция носит исключительно внутренний характер; никаких внешних угроз для него после победы над советской цивилизацией и его эмансипации от развитых государств не существует. Формирующаяся же китайская глобальная элита, скорее всего, будет включена им в свой состав (более того, этот процесс, насколько можно судить по ряду разнообразных косвенных признаков, уже идет полным ходом).

В отсутствие категорического императива в виде внешнего принуждения к гибкости глобальный управляющий класс может постичь характерная для управляющих систем трагедия окостенения, которая возобладает над его внутренней конкуренцией, — и популярность идеи мирового правительства, при всей своей заведомой принципиальной нереализуемости, весьма выразительно отражает эту новую тенденцию, впервые за всю эпоху глобализации дающую шанс национальным правительствам.

* * *

Подробно описав современный глобальный управляющий класс, можно переходить к отдельным проектам, по необходимости развивающимся и реализующимся в его рамках и внутри него как в их неизбежной социальной среде.