Читать книгу - "Битва цивилизаций. Секрет победы - Александр Севастьянов"

Учили, разумеется, только мальчиков (с восьми лет), но независимо от происхождения. Обязательным минимумом было обучение чтению, письму и счету. Дополнительные программы зависели от состоятельности родителей: кто мог — оплачивал учителя, обычно из студентов, а кто не мог — отдавал ребенка в бесплатное городское или сельское малое училище. Там одних учили ухаживать за грядками и полем, а других — этикету, приему гостей, верховой езде и стрельбе из лука. По китайским установлениям, на государственные нужды нельзя было у людей отбирать ничего, составляющего жизненную необходимость человека. Государство не мешало, а помогало людям жить, и за обучение детей из народа плата не взималась.

В 14 лет детей правителей, сановников, ученых и врачей, а также выделившихся блестящими способностями детей простонародья, направляли в Высшие училища, где учили постигать начала вещей, очищать свои желания, исправлять и совершенствовать себя и управлять людьми.

Понятно, что потребность в письменных принадлежностях и в обучающей литературе возросла настолько, что прежние технологии не могли ее удовлетворить.

Надо ли удивляться, что именно в период династии Хань появилась и сразу широко распространилась бумага и первые деревянные печати, что позволило осуществить подлинную революцию в средствах обучения и открыло прямую дорогу к созданию китайских рукописных, а там и печатных книг.

В дальнейшем, в течение III–X вв., система просвещения в Китае благоприятно развивалась и регламентировалась: был расписан учебный год, порядок учебы, каникул, экзаменов. С 606 г. к государственным экзаменам допускались все, независимо от происхождения. Спрос на талант и ученость рос в государстве непрерывно.

Как известно, конфуцианство — не религия, скорее свод нравственных и житейских правил. Поэтому было бы неправильно делить китайскую ученость на светскую и церковную. Знание канонических конфуцианских книг осталось главным требованием к экзаменующимся, но оно вовсе не превращало студента в оторванного от жизни богослова. А кроме того — наряду с этим требовалось знать арифметику, историю, географию и юриспруденцию, владеть искусством каллиграфии, уметь вести беседу и сочинять в рифмованном виде литературные произведения!

В период правления династии Суй (581–617) сеть государственных учебных заведений, особенно высших, заметно расширилась. А следующая династия — Тан (618–907) и вовсе считается золотым веком китайской интеллигенции, веком расцвета литературы и искусства.

Завоевание Китая монголами не внесло никаких роковых изменений в систему образования, напротив, только разнообразило ее. В конце XIII — середине XIV в. при монгольской династии Юань (1279–1368) действовала обширная сеть учебных заведений (ок. 25 тыс. в 1289 г.), добавилось множество монгольских школ и даже специальная академия для монгольской аристократии. Возникли специализированные математические, медицинские, астрономические и др. школы.

В правление династии Мин (1368–1644) значительное увеличение сети элементарных учебных заведений сделало грамотность почти всеобщей. В Пекине и Нанкине были созданы новые высшие учебные заведения специально для подготовки кадров высшей администрации. Особая высшая школа, где предлагалась программа из 30 курсов, была учреждена для обучения детей императорской фамилии.

Благоприятнейшие для просвещения времена привели китайское книгопечатание к небывалому расцвету. Как мы помним, именно в эпоху Мин опытный печатник уже изготавливал в день до 1500 двухстраничных листов, и к XVI в. полностью сложился классический вид китайской печатной книги.

Вместе с тем, как это бывает в истории, в ту же эпоху величайшего процветания и культурного подъема в китайском обществе наметились признаки стагнации и надлома. Система производства интеллигенции впала в затяжной кризис, о причинах которого я здесь не сужу (возможно, к ним относится т. н. «кризис перепроизводства интеллигенции» — опасное явление, не раз отмеченное в истории).

Проявления кризиса были таковы. Излишняя мелочная регламентация засушила и формализовала живой процесс познания и совершенствования. От экзаменующихся больше не требовалось знания важнейших наук (арифметики, истории, географии) и т. д., экзамены требовали лишь пустой зубрежки. Появилась поговорка: «Чтобы выдержать экзамен, нужно обладать резвостью скакуна, упрямством осла, неразборчивостью вши, выносливостью верблюда».

Видный публицист Ванг Шу Ен (1472–1528) писал о недоверии, которое стала вызывать традиционная школа, лишившаяся творческого начала: «Учителя наших детей не делают ничего иного, как учат повторять громким голосом фразы и письменно воспроизводить учебник. Они… выказывают свою неспособность вести детей по пути добродетели… Сами же дети смотрят на школу как тюрьму, куда отказываются войти. Они видят в своих учителях злодеев и врагов и не желают с ними встречаться».

Последовавшее за сим завоевание Китая манчьжурами окончательно ввергло китайское общество в застой, продлившийся вплоть до начала ХХ века. Вопросами национальной модернизации в отсутствие национальной элиты некому стало озаботиться. (В противоположность Японии, закалившей свой национальный характер в ходе трехсотлетней самоизоляции и с честью вышедшей потом на путь модернизации под водительством своих природных лидеров.) Это коснулось и системы образования, так и не дождавшейся чаемых перемен. Страна все больше погружалась в ложную самодостаточность, отказываясь адаптировать достижения мировой мысли.

Как мы помним, этому периоду соответствует застой и в книжном деле Китая.

Зависимость книгоделания от состояния системы образования, таким образом, на примере Китая вполне очевидна. Стагнация второй привела к стагнации первого.