Читать книгу - "Спасти Россию. Как нам выйти из кризиса - Сергей Кара-Мурза"

Гегемония опирается на «культурное ядро» общества, которое включает в себя совокупность представлений о мире и человеке, о добре и зле, множество символов и образов, традиций и предрассудков, знаний и опыта. Пока это ядро стабильно, в обществе имеется «устойчивая коллективная воля», направленная на сохранение существующего порядка.

Для подрыва гегемонии надо воздействовать не на теории противника и не на главные идеологические устои власти, а на обыденное сознание, на повседневные, «маленькие» мысли среднего человека. И самый эффективный способ воздействия — неустанное повторение одних и тех же утверждений, чтобы к ним привыкли и стали принимать не разумом, а на веру. Это — не изречение некой истины, которая совершила бы переворот в сознании, какое-то озарение. Это «огромное количество книг, брошюр, журнальных и газетных статей, разговоров и споров, которые без конца повторяются и в своей гигантской совокупности образуют то длительное усилие, из которого рождается коллективная воля определенной степени однородности, той степени, которая необходима, чтобы получилось действие, координированное и одновременное во времени и географическом пространстве».

Главное действующее лицо в установлении или подрыве гегемонии — интеллигенция. Именно создание и распространение идеологий, установление или подрыв гегемонии того или иного класса — главный смысл существования интеллигенции в современном обществе.

Учение Грамши о гегемонии стало важной главой в современной политологии. Исходя из положений этой теории была «спроектирована» и гласность в СССР как программа по подрыву гегемонии советского строя. Когда «кризис гегемонии» созрел и возникает ситуация «войны», нужны уже, разумеется, не только «молекулярные» воздействия на сознание, но и быстрые целенаправленные операции, особенно такие, которые наносят сильный удар по сознанию, вызывают шок (типа провокации в Румынии в 1989 году или «путча» в Москве в августе 1991 года). Эти открытые действия по добиванию власти, утратившей культурную гегемонию, ведут, согласно концепции Грамши (в отличие от Маркса), не классовые организации, а исторические блоки — временные союзы внутренних и внешних сил, объединенных конкретной краткосрочной целью свержения власти. Эти блоки собираются не по классовым принципам, а ситуативно, и имеют динамический характер. Их создание и обновление — важная часть политической деятельности.

По Грамши, и установление, и подрыв гегемонии — процесс «молекулярный». Он протекает не как столкновение классовых сил (Грамши отрицал механистические аналогии, которые привлекает исторический материализм), а как невидимое изменение мнений и настроений в сознании людей. Грамши подчеркивает, что «гегемония, будучи этикополитической, не может также не быть экономической». Но он уходит от «экономического детерминизма» истмата, который делает упор на базисе, на отношениях собственности.

В послевоенные годы в социальных и гуманитарных науках Запада (в основном, США) были достигнуты важные результаты в исследовании духовной сферы человека. На их основе возникли новые технологии целенаправленной дестабилизации и смены власти в самых разных странах без прямого насилия (так называемые «бархатные» революции) или с минимальным использованием насилия. За последующие годы эти технологии были доведены до высокой степени точности и надежности и применены в Сербии и на территории бывшего СССР в республиках, тесно связанных с Россией (в Грузии и на Украине). В этих технологиях «молекулярная агрессия» производилась не в сферу рационального, а в сферу чувств и воображения.

Иррациональные установки владели умами интеллигенции и рабочих уже во время «бархатных» революций в странах Восточной Европы. Широко известно изречение А. Михника: «Мы отлично знаем, чего не хотим, но чего мы хотим, никто из нас точно не знает».

Подобный слом произошел в СССР в конце 1980-х годов. Поведение огромных масс населения нашей страны стало на время обусловлено не разумным расчетом, не «объективными интересами», а именно всплеском коллективного бессознательного. Это поведение казалось той части народа, которая психозом не была захвачена, непонятным и необъяснимым. В некоторых частях сломанного СССР раскачанное идеологами коллективное бессознательное привело к крайним последствиям.

Этому служили и самиздат, и передачи специально созданных на Западе радиостанций, и массовое производство анекдотов, и работа популярных юмористов или студенческое движение КВН в СССР. Массовая «молекулярная» агрессия в духовную сферу велась непрерывно и подтачивала культурное ядро.

Вершиной этой «работы по Грамши» была, конечно, перестройка в СССР («грамшианская революция»). Она представляла собой интенсивную программу по разрушению идей-символов, которыми легитимировалось идеократическое советское государство. Мир символов упорядочивает историю народа, общества, страны, связывает в нашей коллективной жизни прошлое, настоящее и будущее. В отношении прошлого символы создают нашу общую память, благодаря которой мы становимся народом. В отношении будущего символы соединяют нас в народ, указывая, куда следовало бы стремиться и чего следовало бы опасаться. Тем свойством, благодаря которому символы выполняют свою легитимирующую роль, является авторитет. Символ, лишенный авторитета, становится разрушительной силой — он отравляет вокруг себя пространство, поражая целостность сознания людей.

Поскольку советское государство было идеократическим, его легитимизация и поддержание гегемонии опирались именно на авторитет символов и священных идей, а не на политический рынок индивидуального голосования. Во время перестройки идеологи перешли от «молекулярного» разъедания мира символов, который вели «шестидесятники», к его открытому штурму. Этот штурм был очень эффективным.

Как видно из учения о гегемонии, любое государство, в том числе прогрессивное, может не справиться с задачей сохранения своей культурной гегемонии, если исторический блок его противников обладает новыми, более эффективными средствами агрессии в культурное ядро общества. Это драматическим образом показали свержения режимов даже больших арабских стран — при практически полном отсутствии рациональных требований социального порядка.

В принципе, теперь для свержения власти требуется лишь создание обширной зоны недовольства. У каждого человека есть причины для недовольства властью, и в его духовной системе (памяти, разуме, эмоциях и пр.) оно занимает какое-то место: у кого побольше, у кого поменьше. А остальное пространство заполнено лояльными установками и зонами уважения и даже любви. Поскольку личная жизнь разных людей различается, различны могут быть и оценки одних и тех же действий и решений власти. В сумме зоны недовольства одних частично компенсируются положительными оценками других, и баланс недовольства и согласия по данному вопросу несильно сдвинут в ту или иную сторону.

Россыпь мелких групп людей, выражающих недовольство по множеству каких-то частных вопросов, не становится политической силой, она не выражает «мнения народного». Но культурологи и социологи нашли способы «канализировать» недовольство, особенно плохо осознанное, на другой предмет. Недавно все мы были свидетелями того, как население СССР, испытывая с 1987-1989 годов острое недовольство и тревогу ввиду назревающего кризиса, вдруг сконцентрировало свои негативные эмоции на номенклатуре. В ней все увидели коллективного врага, виновника всех реальных и вымышленных бед, и вся россыпь людей и группок, недовольных разными сторонами жизни, сплотилась в общественную силу, которая пошла на штурм против советского государства.