Читать книгу - "Семь смертных грехов Германского Рейха в Первой мировой войне - Себастьян Хаффнер"

он стал самым успешным немецким политиком столетия и самым ненавидимым. Его имя Ульбрихт). Шестым смертным грехом Германского Рейха было его в корне неверное отношение к окружающему миру. Успешная внешняя политика, как каждое успешное общественное поведение, предполагает три условия: понимание системы, в которой живут, и соблюдение её всеобще признанных базовых правил; предварительный расчёт противодействия, которое должно иметь собственное поведение на других, особенно кого это непосредственно затрагивает; и определённую дистанцию, которая никогда не забывает, что нынешний враг может завтра быть другом (и наоборот) и что каждый каждому при определённых обстоятельствах когда-нибудь может понадобиться.

Во внешней политике Германского Рейха (и Федеративной Республики) постоянно отсутствовали все три предпосылки. Что касается первого: наследники Бисмарка никогда не осознавали, что было величайшим его достижением, а именно не основание Германского Рейха, но то, что он вписался в существовавшую европейскую и мировую системы государств без продолжительного отрицательного воздействия. Они эту систему постоянно нарушали и хотели её разрушить по возможности, не понимая того, что тем самым нарушали и разрушали своё собственное окружение и основы политической жизни. Рейх Бисмарка мог бы существовать еще и сегодня, если бы преемники Бисмарка, как сам Бисмарк, осознали бы, что европейское равновесие и особая роль Англии были в этом основными предпосылками их собственного существования. Тем, что Рейх пошёл на поводу бессмысленного тщеславия, желая революционизировать и то, и другое, он подпилил сук – нет: дерево, на котором сидел. Кульминацией этого преступного честолюбия и одновременно его единственным оставшимся успехом была большевизация России. Столь же мало осознаёт сегодня Федеративная Республика, что основой её существования является негласное, однако эффективное разделение Европы между Америкой и Советским Союзом, и что она сама и всё её население стали бы первыми тотальными жертвами конфликта между обеими этими державами, который она постоянно пытается вызвать. Она отказывается признать, от чего зависит её жизнь. Мысль о том, чтобы найти некую форму немецкого воссоединения в рамках этой системы без самоубийства Федеративной Республики, для чего современная американо-советская разрядка и сближение всё же предлагают шанс, является табу. Вместо этого в действительности имеются политики ФРГ, которые, когда они снова хотят выразить своё негодование по поводу недостатка готовности у Америки к войне, из упрямства и негодования присматриваются к союзу с Китаем, сегодняшним носителем мировой революции, против России и Америки. Это было бы точным повторением неверной игры с мировой революцией в Первой мировой войне, наиболее совершенный пример переоценки Германией самой себя и на этот раз притом безошибочный рецепт для самоубийства.

Для неспособности заранее просчитать и учесть обратное влияние собственных действий и позиций на тех, кого это касается, политика Германского Рейха, как и Федеративной Республики, предлагает слишком много и слишком бросающихся в глаза примеров, так что не имеет смысла их перечислять.

Однако относительно основной неверной установки, которая выявляется из немецкой неспособности к дистанцированию, то есть от отказа признать различие и верное взаимоотношение между собой и внешним миром, всё же следует ещё сказать.

Политический мир состоял в начале столетия, состоит сегодня и будет состоять далее в обозримом будущем из множества больших, средних и малых государств, одним из которых был Германский Рейх и одним из которых является Федеративная Республика Германия. Слияния государств дело редкое. Нормальным образом следует рассматривать государства как данные величины, чьи взаимоотношения внутри медленно меняющихся конфигураций и систем меняются калейдоскопическим образом. Вся внешняя политика состоит в том, чтобы в этом плотном движении по возможности безаварийно двигаться и столкновения, где их нельзя избежать, проводить по возможности без последствий.

Ни Германский Рейх, ни Федеративная Республика этого так и не постигли. Для них внешняя политика существенно состоит в том, чтобы завладевать или давать завладеть собой, основывать великие империи или вступать в великие империи. Политика Федеративной Республики является в этом отношении негативным отпечатком кайзеровской политики. Как кайзеровский рейх хотел сделать бельгийцев и поляков, прибалтов, финнов и украинцев, а в конце туркменов и закавказцев без спроса государствами в составе германского Великого Рейха, так Федеративная Республика отчаянно жаждет американо-атлантического или франко-европейского Великого Рейха, в составе которого она со своей стороны могла бы оказаться. Скромно достойное, ответственное собственное существование, которое остальных по возможности оставляет довольными, было и есть им совершенно неинтересно. И всё же именно это то, что внешний мир, любой внешний мир, ожидает от Германии, любой Германии, как и от любого другого государства. Снова и снова разочаровывать эти ожидания – это не может сделать ничего хорошего. И вечная назойливость германской внешней политики, независимо от того, проявляется ли она как стремление завоевания или стремление к интеграции, угрожает Германии сегодня, как и прежде.

Ещё в одном отношении внешняя политика Федеративной Республики является истинным негативным отпечатком кайзеровской. Кайзеровская германская политика возводила в абсолют и идеологизировала тогдашний антагонизм Германии к державам Запада в одном аспекте, который Первую мировую войну сделал почти что войной религиозной: немецкая "культура" против западной "цивилизации". Герои или торговцы в качестве властелинов и творцов мира – это был вечный вопрос, о котором тогда будто бы шла речь. Федеративная Республика табуизирует теперь любое сомнение в полной и исключительной западности Германии. Германия теперь является по меньшей мере столь же американской, как и Америка, по меньшей мере столь же французской, как Франция, и так было всегда (а что было вчера, то не считается). Взамен Федеративная Республика абсолютизирует и идеологизирует сегодня на подлинном Западе противопоставление Восток-Запад – совершенно нежелательного современного, преувеличенно действующего, странного и уже затухающего вида (в Америке и в Англии, равно как и во Франции): "Западноевропейская цивилизация" противостоит теперь "мировому большевизму", а "свобода" стоит против "восточных орд" – к ним теперь принадлежат также те немцы, которых случайность демаркационной линии в 1945 году поставила под русское влияние вместо западного.

Эта нынешняя политика, несомненно, не такая же самая, что была тогда, – если хотите, даже обратная; однако она в действительности ни в чём не иная – это просто негативный образ позитивного в том времени. Империализм, который желает упразднить границы между внутренним и внешним, те, что сверху, и те, что снизу, покорением ли и подчинением, навязыванием ли своей дружбы и включением в состав, когда другим стараются навязать нежелаемую тесную дружбу и смешение; и в то же время преувеличенная, неправдоподобная идеологизация внешнеполитических отношений, которая совершенно обычные, совершенно прозаические противоречия интересов и сил раздувает в своего рода фальшивую, пошлую религиозную войну. Таковы сегодня, как и тогда, главные черты и основные идеи внешней политики Германии. Они являются смертными