Читать книгу - "Сталин и женщины - Дмитрий Верхотуров"

Это довольно странное на первый взгляд утверждение, что коллективизация сельского хозяйства нанесла опрокидывающий удар по планам создания бытовых коммун, требует некоторого расширенного пояснения.

Первым делом нужно напомнить, что все проекты коллективизации быта в городах, связанные с планами увеличения численности советского пролетариата за счет высвобождения женщин от домашнего хозяйства и вовлечения их в производство, как уже говорилось, исходили из того, что не будет большого притока сельского населения в города. Собственно, весь план освобождения городских женщин и превращения их в пролетарок-работниц как раз предполагал недопущение сельчан в сложившиеся индустриальные города. Избыточное и не занятое в сельском хозяйстве население деревни в тот момент предполагалось занять в развитии отраслей по переработке сельскохозяйственной продукции, местной промышленности в рамках большой программы районирования народного хозяйства СССР. Районирование в те годы было масштабной плановой концепцией, выдвигавшей идею, что хозяйственное развитие каждой области и каждого района в СССР в целом, в союзных республиках и автономиях должно максимально опираться на местное сырье и местную рабочую силу, развивать многоотраслевой комплекс производств как для местных нужд, так и для общесоюзного хозяйства. Сельское население должно было перетекать из деревень, преобразовывающихся в колхозы под влиянием коллективизации, в агрогорода, то есть населенные пункты городского типа, создаваемые при совхозах, машинно-тракторных станциях, всяких местных добывающих и перерабатывающих производствах (это могли быть лесопилки, стеклозаводы, кирпичные и керамические заводы и тому подобные предприятия). Быт в них также должен был быть коллективизирован на основе типовых четырехэтажных домов-коммун. Ни одного агрогорода в СССР еще не было, но известно, что в Хоперском округе Сталинградской области в начале 1930-х годов был создан проект агрогорода, который должен был вобрать в себя население более чем ста поселков и деревень.

На вопрос, почему создатели планов коллективизации городского быта не хотели допускать сельское население в города, нетрудно дать ответ. Между городскими и сельскими жителями в то время существовала культурно-бытовая пропасть. Этот момент может не столь хорошо пониматься сейчас, поскольку все же после войны было многое сделано для улучшения сельского быта, и эта разница в значительной степени стерлась. Большинство сел и поселков городского типа в сельской местности благоустроены, жителям их заколотили в головы основы бытовой гигиены, их быт мало чем отличается от быта городских жителей. Хотя даже сейчас при переселении сельских жителей в города (например, при переселении жителей из зоны затопления Богучанской ГЭС в Кодинск) возникали некоторые специфические проблемы, вроде того, что отмечались случаи, когда переселенцы пытались держать скот в многоквартирных домах.

Но в начале 1930-х годов пропасть в культурно-бытовых навыках была колоссальной. Так, сельские жители в основной своей массе жили в грязи. Скученные в тесных избах, они пользовались одной и той же посудой, одной и той же одеждой и постельными принадлежностями, спали вместе на полатях, лавках и печах. В бедняцких избах часто не было деревянных полов, пол был земляной и, как следствие, грязным. В довершение картины нужно добавить дрова для топки печей и деревенскую традицию держать в избах приплод скота.

Скученность и грязь приводили к распространению болезней. К примеру, отмечалось, что в деревнях сифилис распространяется очень быстро и захватывает целые деревни. Достаточно одного заболевшего – это мог быть парень, вернувшийся с военной службы, или девушка, возвратившаяся в деревню после работы в городе, – чтобы деревня со временем заболела поголовно. Представители Марийской автономной области были очень озабочены эпидемией трахомы – хронического инфекционного заболевания глаз, поражавшего все марийские села почти поголовно. Причина эпидемии была проста – антисанитария в домах, общее полотенце, которым пользовались все члены семьи и которое стиралось очень редко^[111]. Ставился даже вопрос об организации глазных отрядов для борьбы с трахомой.

Еще, к примеру, обязательной принадлежностью деревенских изб были насекомые: вши, тараканы и клопы – обычный признак антисанитарного состояния жилищ. Постельные клопы были повсеместно, и почти невозможно найти воспоминания немецких солдат и офицеров, воевавших на Восточном фронте, в которых не живописались бы ночные атаки клопов, «точных, как «Штуки»^[112]. Можно еще упомянуть привычку курить махорку, бросать окурки и плевать на пол, не говоря уже о нахождении в домах в грязной после поля или скотного двора обуви.

Сельскую антисанитарию можно описывать долго. В городах тоже бывало далеко не так благополучно с гигиеной быта, но все же положение в деревнях было просто удручающим, даже по невысоким меркам 1930-х годов. Переселенцы из деревень в города тащили с собой свои старые привычки, чем серьезно расшатывали санитарное состояние городов. Это было более чем очевидно и в 1920-х годах. К примеру, жилищно-санитарные органы Москвы уделяли особое внимание строительным рабочим, комплектовавшимся в основном из сельских жителей: «Сосредоточение в отдельных общежитиях таких больших масс рабочих, прибывающих из различных областей, людей с низким культурным уровнем, в которых еще крепко сидит старый быт, с санитарно-эпидемиологической точки зрения представляет опасность для населения»^[113]. В 1929 году в Москве было 100 тысяч строителей на 2,3 млн человек жителей, а к 1932 году ожидалось до 300 тысяч. Причем примерно половина из них проживала в подвалах, сараях и других подобных непригодных помещениях. Скопления строителей действительно могли стать рассадником заболеваний, ухудшить и без того не слишком блестящую картину в городе, в котором уборка мусора, ассенизация и отвод канализационных вод, чистка улиц и другие санитарные вопросы стояли весьма остро. Так что составители планов коллективизации быта вполне резонно полагали, что лучше обойтись без притока сельского населения.

Но эти мечты не сбылись. Во время коллективизации в города хлынул многомиллионный поток переселенцев из деревень, который смел все слабые ростки новой городской культуры, с трудом создаваемой и насаждаемой. Не помогло даже введение паспортов в 1932 году, хотя паспортная система была призвана в том числе ограничить урбанизацию населения СССР. Состояние городов настолько ухудшилось, что пришлось от всех планов коллективизации быта отказаться и бросить все силы на затыкание хотя бы самых очевидных прорех само собой возникшего городского быта.