Читать книгу - "Демонтаж народа - Сергей Кара-Мурза"

Соловей легко переходит от генетики особи к генетике популяции, от личности к этносу. Разницы между этими уровнями он, похоже, не видит и пишет: «Гипотеза генетической детерминированности культуры и социальности уже не игнорируется «серьезной» наукой. Она приобрела влиятельных сторонников не только среди биологов, которых можно при некоторой интеллектуальной натяжке упрекнуть в «социал-дарвинизме» (к слову, это понятие — чистой воды интеллектуальная фикция, концептуальный фантом) и непонимании гуманитарной специфики, но и среди гуманитариев. К числу оных, в частности, принадлежит известный американский лингвист и философ Н. Хомский: согласно его теории генеративной грамматики логическое мышление и язык составляют часть генетического наследия личности» (с. 41).

В генетическом наследии личности много чего есть, включая психические заболевания и нарушения в восприятии цвета — но при чем здесь этничность? Да и не мог Хомский утверждать, будто в «генетическое наследство» от папы с мамой личность получает логическое мышление и язык. Обезьяна Чита спасла в джунглях младенца, из него вырос Тарзан — и заговорил на чистом английском языке? Какие все-таки в Голливуде «социал-дарвинисты» сидят, у них бедная Джейн была вынуждена поначалу разговаривать с Тарзаном жестами. Хорошо хоть, эндогамия помогла, а попади туда вместо Джейн француженка — никак бы не сговорились, и жесты бы не помогли.

Биологически человек наследует лишь структуры мозга, гортани и языка, позволяющие младенцу обучаться у окружающих его людей логическому мышлению и членораздельной речи. Именно в этом смысле Хомский писал, что в человеке (в отличие от обезьян) есть «врожденная грамматика». Но она вовсе не этническая, а именно «универсальная» для всего человеческого рода, т.е. рассчитана на все языки.

Когда ребенок рождается и слышит, как говорят окружающие его люди его народа, то его мозг уже в первые несколько месяцев жизни настраивается на структуры этого языка, и он становится для него родным. Ст. Пинкер даже ввел метафору «джамперы» (самый близкий к контексту смысл слова jumper — появляющаяся мишень). Эти «джамперы» в мозгу ребенка ставятся в положения, соответствующие языку окружения [19]. Но эта настройка мозга на определенный язык есть процесс освоения культуры, а вовсе не «голос крови». Ребенок, попавший в стаю волков и выросший в этой стае, не проявляет потом никаких этнических архетипов и никакой прирожденной способности к языку своих родителей.

Вообще, парадигма Соловея находится в неразрешимом противоречии с множеством хорошо документированных фактов, согласно которым дети, с ранних лет воспитанные в среде иных народов, приобретают свойственные им этнические черты, и «голос крови» долго не дает о себе знать даже после возвращения их в «родную по рождению» среду. Культура их биологических родителей «стирается» очень быстро. Об этом говорит опыт воспитания детей корейцев и японцев в семьях американцев. Корейские дети, выросшие в американских семьях, полностью перенимают американскую культуру, а не воспроизводят корейскую, хотя их физические отличия (форма глаз, цвет кожи и пр.) могут оказывать влияние на адаптацию к обществу белых американцев. Во времена покорения Америки англосаксами было много случаев воспитания детей колонистов в индейских семьях. Даже после возвращения в среду белых колонистов эти дети сохраняли обычаи индейцев и хотели вернуться в их среду.

Неотразимый удар критикам Соловей наносит ссылкой на психоделические изыскания. Он пишет: «По словам одного из крупнейших мировых психологов, основателя такого ее революционного направления как трансперсональная психология, С. Грофа: «Материалы, полученные в психоделических изысканиях и при глубинной эмпирической работе, явно свидетельствуют о существовании коллективного бессознательного…» Более того, в ходе экспериментов Грофу удалось достоверно установить филогенетические переживания человека, то есть память о его дочеловеческом существовании! Отождествление человека с предшествовавшими ему эволюционно доисторическими животными включало верифицируемую информацию (ощущение веса, размера, чувства тела, разнообразия физиологических ощущений и т. д.), адекватность которой была подтверждена зоологами-палеонтологами» (с. 48).

На это возразить нечего… Хотелось бы только полюбопытствовать, как ощущает Соловей вес и размер предшествовавшего ему лично эволюционно доисторического животного. Что это за зверюшка?

Биологическую основу этничности Соловей описывает в понятиях, которые не имеют определенного смысла и воспринимаются как художественные метафоры, передающие лишь настрой мысли. Кровь… почва… русский жизнеродный потенциал… русский витальный инстинкт… русская биологическая сила. И с этим понятийным аппаратом нам предлагается строить рациональную отечественную историю и вылезать из культурного кризиса?

Откуда прет весь этот примордиализм и эссенциализм, которым так чужда была наша культура, не говоря уж о православном представлении о человеке? Могу предположить, что это интеллектуальный продукт, импортированный из стихийной антропологии того «рыночного» западного общества, которое возникло на обломках средневековой христианской Европы. Об этом писал американский антрополог М. Салинс (см. гл. 6).

Не помогает обоснованию «новой парадигмы» Соловея и введение биологической метафоры этнического инстинкта. Что это за новые сущности, зачем они плодятся? Соловей пишет: «В контексте моей темы сопряжение биологического и социологического ракурсов принципиально важно указанием на возможность врожденных этнических инстинктов восприятия и действия. Речь идет именно об инстинктах, то есть моделях, составляющих самоочевидное (не осознаваемое и не рефлектируемое) изначальное основание специфического восприятия и поведения этнических групп» (с. 41).

Ни на что это «сопряжение ракурсов» не указывает, да и сопряжения никакого нет, как нет и ракурсов, одни метафоры. Ну что «биологического» в том, как Соловей понимает слово «кровь»? Это не более чем художественный образ, нагруженный идеологическими смыслами. То же самое и здесь. Читаем: этнические инстинкты — это модели, составляющие самоочевидное, то есть не осознаваемое и не рефлектируемое, изначальное основание восприятия и поведения.

Где в этом определении биология — гены, кровь? Разве большинство продуктов культуры, ставших стереотипами нашего восприятия и поведения, требуют их осознания и рефлексии? Вот вы пожимаете знакомому руку. Это ритуал, культурная норма, ставшая самоочевидным, не осознаваемым и не рефлектируемым основанием поведения. Ничего изначального и инстинктивного в рукопожатии нет. Никакой биологии, это изобретенный, кажется, рыцарями, дружественный жест, обозначающий, что рука не держит оружия.

Уж на что, кажется, инстинкт, зов крови и пр. — целовать женщину. И то, оказывается, сугубо культурное достижение, ничего биологического и изначального. Европейцы это раньше изобрели, тут мы им поаплодируем. А у японцев, когда впервые увидели у европейцев поцелуи, они вызвали отвращение. Потом ничего, привыкли.

Еще больше туману напускают «архетипы». Хорошая это вещь, но тут она зачем, непонятно. Ведь Соловей применяет это слово как синоним инстинктов: «Архетипы представляют собой самые общие инстинкты представления и действия» (с. 45). Но теперь смысл вообще исчезает. Ведь выше было сказано, что «инстинкт — основание поведения». Человек, восприняв какое-то изменение в окружающем его мире, автоматически совершает действие, предписанное ему инстинктом. Например, увидев улыбку и протянутую руку знакомого, пожимает ему руку. Это полезная модель. Другое дело — архетипы. Они, оказывается, ничего конкретного не предписывают, точнее, являются пустой формой, в которой может оказаться любое содержание. Тебе улыбаются и протягивают руку, а архетип тебя вдруг побуждает дать приятелю по физиономии. Без всякого осознания и рефлексии.