Читать книгу - "Парадокс Андропова. "Был порядок!" - Олег Хлобустов"

Как много позже мне говорил Янош Кадар, он был в восторге от Юрия Владимировича, что тот «умел видеть насквозь своих оппонентов и каждого своего собеседника.

И, надо сказать, уже в то время было ясно, каким ясным и проницательным человеком был Андропов, как он глубоко анализировал обстановку и понимал ее.

Часто мне приходилось встречаться с Андроповым, когда он уже стал завотделом социалистических стран Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза. Мне приходилось докладывать ему целый ряд документов по социалистическим странам. Поражали его глубина, тщательность в работе с документами»[48].

Официальная оценка результатов деятельности советского посла в Венгрии также была положительной. Однозначное признание получили дипломатические способности будущего секретаря ЦК КПСС.

Добавлю от себя, что в течение многих лет мне неоднократно приходилось знакомиться с материалами о предпосылках возникновения кризисных ситуаций в различных государствах, не исключая и Советский Союз.

При этом нередко в официальных – как открытых, так и «закрытых», секретных, – документах назывались причины и условия возникновения и развития конфликтов. Не составляли исключения в этом плане и события 1956 г. в Венгрии.

При этом причины возникновения подобных внутриполитических кризисов и конфликтов можно подразделить на объективные и субъективные. По природе своей и те и другие делятся на внешние и внутренние.

О внешних объективных и субъективных причинах, факторах и предпосылках возникновения кризисов мы еще поговорим подробнее далее. Сейчас же представляется целесообразным высказать некоторые личные соображения по поводу внутренних субъективных причин возникновения социальных и политических конфликтов в социалистических государствах.

К числу последних, как правило, относились: ослабление и извращения в воспитательной и разъяснительной работе правящих социалистических или коммунистических партий, отступления от провозглашавшихся демократических принципов и норм государственного управления, авторитарный стиль и методы руководства, просчеты и ошибки в кадровой политике и работе, недостатки и ошибки в управлении социалистической экономикой.

Причем этот перечень с 1957 по 1990 г. повторялся практически неизменно с различным «фактологическим» наполнением. Что, на мой взгляд, свидетельствует, с одной стороны, о явном нежелании руководства и политической «элиты» социалистических государств реально учиться на «уроках истории», в том числе и на собственных и чужих ошибках.

С другой стороны, – о неистребимом стремлении наступать на те же самые, уже хорошо известные «грабли».

Позднее об этом феномене столь информированный автор, как бывший первый заместитель председателя КГБ СССР Ф. Д. Бобков, напишет так: «Лидеры упивались или наслаждались властью, отбрасывая всю информацию об угрозах извне, о процессах в стране, могущих посеять недоверие к властям, нарушить стабильность в государстве.

Не только руководители государства были поражены вирусом «непобедимости». Болезнь поразила общество»[49].

Разумеется, мой личный опыт гораздо более скромен, но данный вывод, при всей его горечи для граждан моей страны и моего поколения, представляется верным.

Но и об этих трагических и мучительных уроках нашего недавнего прошлого следует знать и помнить. Ибо пренебрежение историческим опытом означает только неизбежное его повторение именно в силу собственной неосведомленности.

Однако указанные нами обстоятельства, внутренние субъективные причины поражения социализма на современном этапе, вряд ли могут быть поставлены «в вину» социалистической теории и идеологии. Ибо они знаменуют собой именно разрыв с основными постулатами теории научного коммунизма.

Можно уверенно констатировать, что реальному социализму XX века не удалось решить главнейшей из провозглашавшихся им задач – создать, сформировать новый исторический тип гармонически и всесторонне развитой личности. Хотя относительно короткий исторический период – около 40 лет – с середины 40-х до конца 80-х гг. – период проведения этого эксперимента не дает еще однозначно отрицательного ответа на вопрос о принципиальной выполнимости этой задачи.

В этой связи я достаточно настороженно отношусь к часто звучащим и сегодня призывам «сформировать новый тип личности», и еще более скептически настроен относительно возможности решения этой задачи в современных российских условиях в обозримом будущем.

Закончив подобное социофилософское отступление, вернемся, однако, к дальнейшей судьбе моего героя.

«Венгерское восстание» стало не только значительным личным испытание для Андропова, но и важнейшим событием мировой истории пятидесятых годов прошлого века.

Лучше многих информированный о сути, содержании, формах и динамике процесса вызревания социально-политического конфликта в Венгрии, Юрий Владимирович, естественно, не раз впоследствии мысленно возвращался к событиям той поры, ища варианты ответов на возникающие вопросы и проблемы в извлеченных и не извлеченных уроках тех дней.

Именно этот уникальный личный опыт и являлся подлинным и вполне объяснимым «венгерским синдромом», а не тот «страшный испуг», который якобы Андропов «испытывал по отношению ко всяким переменам в мире».

Отсюда главной задачей для него было не допустить неконтролируемого развития событий, чреватых тяжелыми кровопролитными последствиями.

Без понимания сути этого трудно объективно оценивать многое из того, что имело место в истории ХХ века, в том числе и в судьбе моего героя.

Добавим при этом, что в ходе «венгерских событий» октября – декабря 1956 г. погибли 720 советских военнослужащих и около двух с половиной тысяч венгров. При этом недопустимо абсолютно всех их записывать в «защитников народной революции», поскольку многие из них были убиты или линчеваны именно этими «защитниками».