Читать книгу - "Мировая борьба. Англосаксы против планеты - Андрей Фурсов"

Кто знает, возможно, пройдёт несколько десятилетий капиталистической глобализации по-американски, по сути справляющей свои неоконсервативные «поминки по Просвещению» (Дж. Грэй) и национал-социализм как тип идейной конструкции станет восприниматься если не положительно, то, по крайней мере, как адекватное и прогрессивное средство борьбы с такой глобализацией, обрекающей на регресс 80 % человечества. Похоже, Гитлер пришёл слишком рано и к тому же с немецкой ригидностью сделал упор на расово-этнической проблематике, причём в такой форме, против которой станет протестовать любой нормальный человек.

Если Наполеон, по меткому замечанию Ф. Фехера, стремился создать гражданское общество без демократии, то Гитлер хотел свести к миниморуму само гражданское общество, сделав его границы пунктирными, а само общество превратить в совокупность корпораций (о демократии речь, естественно, вообще не идет). Поскольку все это еще и сопровождалось планом создания расово-этнической иерархии капиталистической системы, то ясно, что идейно-политически нацисты загоняли себя в угол, противопоставив как остальной части капиталистического мира, так и СССР и оказавшись в положении Мирового Зла, встающего над миром подобно толкиновской «Завесе Мрака» с Гитлером в качестве персонификатора этого Зла.

Вожди континенталов – сверхлидеры. Почему? Коль мы заговорили о Гитлере, то это хороший исходный пункт ещё для одной линии размышлений, связанных с книгой Дехийо, – о роли лидеров, вождей, личностей в борьбе за господство в Европе. И вот какая интересная регулярность выявляется в этом плане. Наиболее известные и яркие лидеры эпохи четырёхсотлетней борьбы за господство в Европе – это почти сплошь и рядом монархи и главы континентальных государств, бросающие вызов островным (морским) государствам, и они намного превосходят по яркости своих «морских» визави.

Разумеется, никто не станет отрицать исторической роли Елизаветы I, Вильгельма Оранского, герцога Мальборо, обоих Питтов, Черчилля или Франклина Рузвельта. И всё же Карл V, Филипп II, Людовик XIV, Наполеон, Бисмарк, Гитлер – это в целом совсем другой масштаб, другое значение, несмотря на последовавшее в конечном счёте геоисторическое и личное поражение. Так почему же именно континентальные державы порождали наиболее заметных и великих по масштабу, размаху деятельности и следу в истории монархов и лидеров? И почему, несмотря на это, последние проигрывали свою историческую схватку менее ярким оппонентам? Почему лидеры морских держав не столь ярки, так сказать (утрируя), серые победители? Регулярность, повторяемость ситуации не позволяет так просто отмахнуться от неё.

Итак, почему во главе борьбы континентальных держав против европейского (мирового) гегемона оказывались сверхъяркие личности, исторические деятели крупнейшего калибра, вожди. Морские гегемоны этим похвалиться не могут. А чем они могут похвалиться? Ответ прост: отлаженной политико-экономической машиной, в основе которой – не только экономическое могущество, но и мощный, хорошо организованный и отлаженный социально умелый и опытный господствующий класс, навязавший населению свои ценности и представления («культурная гегемония»). Именно такой класс сформировался в англосаксонских странах, прежде всего в Великобритании и именно этот класс был самым мощным социальным оружием англосаксов на мировой арене.

Как правило, классы («социальные машины») такого уровня и качества в сверхлидерах не нуждаются, они побеждают системой (организацией) и рутиной. Только на ранних стадиях здесь нужны яркие лидеры и их будут терпеть (Вильгельм Оранский, Питт-младший), да ещё форс-мажорные обстоятельства, крайняя опасность способна расчистить пространство для более или менее яркой личности (У. Черчилль, в меньшей степени Ф. Рузвельт), которая с наступлением стабилизации уходит или её убирают.

Иная ситуация у догоняющих стран, у претендентов на гегемонию, которые, как мы знаем, концентрируются на континенте (полуострове). Как правило, структура этих стран характеризуется разрывом, противоречием между экономикой и политическим строем, который не поспевает за бурным развитием экономики. Этот разрыв преодолевается, а противоречие снимается посредством революций («лево-якобинской» во Франции 1789 г. и «правоякобинской» в Германии 1933 г.) и появлением сверхлидеров, харизматических лидеров (Наполеон и Гитлер). Эти лидеры, помимо прочего, личностно компенсируют институциональную неадекватность господствующих групп внутри страны и на международной арене, создают на личностном уровне то, что слабо на надличностном групповом.

Ясно, что обеспечить такого рода компенсацию способна действительно крайне незаурядная личность, намного возвышающаяся над этим общим уровнем, преодолевающая его и недостаточную институциализированность системы. Можно сказать, что само появление таких лидеров есть мера социосистемной слабости («несистемности») господствующих групп общества-претендента, их несформированности не только в класс-для-себя, но просто в некую целостность, структурно адекватную современному миру. В такой ситуации революционный сверхлидер – единственный тип руководства, который даёт возможность претенденту потягаться с гегемоном как системой и с международной системой выстроенной гегемоном и обещает неплохие шансы в этой борьбе.

Достоинство, сильная сторона сверхлидерства, «харизматического» лидерства – максимальная, доведённая до социальной единицы «физического индивида» концентрация принятия решений и их скорость (социальная машина чаще всего медлительна, особенно на начальных стадиях борьбы); к тому же неординарные личные качества как бы переносятся на более крупное целое, волей и мозгом которого становится вождь.

Однако у каждого достоинства есть обратная сторона – слабость. Во-первых, континентальные сверхлидеры несут на себе отпечаток того слоя, недостатки и слабости которого должен компенсировать сам факт их появления-выдвижения. И чем ярче и масштабнее лидер, тем сильнее этот отпечаток, тем более острые противоречия в поведении и решениях лидера он порождает, тем масштабнее их ошибки лидера этого – «системно-компенсаторного» – типа. В наибольшей степени всё это проявилось у Гитлера. Во-вторых, то, что длительное время способствовало успеху континенталов, – сильное и яркое лидерство, – воплощённое в одном человеке, – становилось в конечном счёте причиной поражений. Ведь поскольку все решения принимает один человек, его ошибка стóит на порядки дороже и может иметь последствия на порядки катастрофичнее, чем ошибка даже высокопоставленного чина при не– (или слабо-) персонализованном руководстве.

Ошибки континентальных сверхлидеров. Об этом интересно рассуждает Дж. Паркер, автор ряда книг по европейской истории XVII в. В работе «Большая стратегия Филиппа II (Parker G. Grand Strategy of Philip II. – New Haven, L.: Yale univ. press, 1998) он пишет, что принимая главные решения лично, Филипп II, как и Гитлер, полагаясь только на себя, стремился лично получить максимум информации, которая, по сути, носила нефильтрованный характер и в этом «море» можно было просто утонуть. В ситуации переизбытка информации очень часто приходилось принимать решения, полагаясь на интуицию. Хорошо, когда она срабатывала – и так бывало неоднократно. Но так бывало далеко не всегда, что приводило к фатальным последствиям. У Филиппа II это было решение нападения на Англию с моря (казус с «Армадой», по поводу которого сэр Уолтер Рэли заметил, что решение напасть на Англию таким образом «больше пристало властителю, полагающемуся на судьбу, чем тому, что обогащен пониманием»), у Гитлера – решение летом 1941 г. после взятия Смоленска развернуть наступление в южном направлении, вместо того, чтобы быстрым броском взять Москву (Х. Гудериан и другие позднее напишут, что эта ошибка имела фатальные последствия для всей русской кампании). Немало написано об ошибках Людовика XIV, Наполеона и того же Гитлера.