Читать книгу - "Демонтаж народа - Сергей Кара-Мурза"

Кризис породил процесс демонтажа не только «большого народа» (СССР и России), но и крупных этнических общностей — таких народов, как, например, мордва или чуваши. Так, мордовское национальное движение раскололось на эрзянское и мокшанское. Поначалу, в середине 90-х годов, это приняли как «политическое недоразумение». Но радикальные националисты заявили, что мордвы как этноса не существует и надо создать эрзяно-мокшанскую республику из двух округов. При переписях многие стали записывать свою национальную принадлежность посредством субэтнических названий.

Чуть позже похожие процессы начались среди марийцев — при переписи 2002 г. 56 тыс. назвали себя «луговыми марийцами», а 19 тыс. — «горными». Горные были лояльны властям Республики Марий Эл, а остальные ушли в оппозицию. В том же году одно из движений призвало северных коми при переписи записаться не как «коми», а как «коми-ижемцы». Половина жителей Ижемского района последовала этому призыву (это трактуют как попытку получить статус «коренного малочисленного народа Севера» с положенными льготами).

Четкого идеологического объяснения этих явлений пока нет. Некоторые специалисты считают это признаком перехода к «постнационализму», то есть признаком кризиса крупных национальных движений [133].

Вслед за дележом страны между этническими элитами республик и регионов («суверенизация») наступила «рыночная реформа», которая позволила этим элитам распоряжаться кусками национального достояния советского народа. Это означало страшный регресс в жизнеустройстве всех народов, составлявших ранее единую семью.

А.С. Панарин пишет об этом как закономерном следствии разрушения больших многонациональных государств: «В былых крупных государственных суперэтнических образованиях коллективные интересы были защищены от купли-продажи, выпадали из меновой сферы. Образование на месте единых крупных суверенных государств множества этносуверенитетов означает поставку на рынок того, что прежде не обменивалось и не продавалось, — национальных интересов… Национальные (точнее в данном случае было бы сказать — антинациональные) элиты получают возможность попасть в разряд мировой финансовой элиты, пользующейся всеми возможностями, открытыми глобализацией, только выступив в роли продавцов важнейшего стратегического товара — национальных территорий и ресурсов. История свидетельствует, что подкуп племенных вождей, способных угрожать империи, практиковался уже древним Римом и Византией» [8, с. 27-28].

Огромный регресс в государственном строительстве постсоветских народов означало установление этнократических режимов. Они сразу разорвали множество связей, скреплявших межэтническое общежитие, культурные и хозяйственные отношения между народами, саму систему информационных каналов, соединявших этносы в нацию. Ж.Т. Тощенко приводит в качестве признака этнократии сверхпредставительство народов, давших название республике, на ключевых позициях в управлении. Так, в Адыгее, где адыги составляют 20% населения, они занимают 70% руководящих постов. В Татарстане до перестройки только 2% предприятий возглавлялись татарами, а в конце 1990-х годов — 65%. Это ведет к заведомому снижению уровня управления в экономике [31].

Проявления этнократических тенденций многообразны. Иногда дело доходит до территориальных претензий к соседним народам. Для этого используются исторические (часто «удревненные») источники, обвинения в адрес советской власти, даже риторика социального и этнического расизма. С этнократических позиций иногда выступают политические деятели национальных территорий, богатых нефтью и газом, пытаясь под лозунгами защиты народов Севера получить какие-то преимущества в своих групповых интересах. Этническая окраска часто лишь маскирует эти интересы, но при этом усиливает их деструктивный характер.

Связность России ослабевает в результате этнократических манипуляций с языком. Вот аномалия: в РФ, где государственным языком служит русский, на отдельных территориях он таковым не признается (например, в Туве государственным признан «язык коренного населения»). В Татарстане чиновникам полагается материальное поощрение за знание языка «титульной нации». Все это может показаться мелкими проявлениями дискриминации, но эти мелочи подтачивают межнациональные связи.

Этнократия ведет к архаизации государственной системы, возрождает клановость властных полномочий, претензии на власть родоплеменных образований (тейпов, джузов и др.). Как пишет Тощенко, родоплеменное противостояние часто составляет основу противоречий между разными этнополитическими группами во многих регионах РФ [31].

Реформа привела к реэтнизации культуры постсоветских народов, к снижению гражданственности общей культуры и усилению ее этно-националистической составляющей. В этом направлении прилагаются целенаправленные усилия этнократических элит «титульных» наций. Результаты наглядны. Так, резко сократилась доля положительных установок на заключение межэтнических браков (например, у грузин с 17% в 70-80-е годы до 10% в 1990-е годы) [134]. А.С. Панарин пишет: «Этноцентристский стиль ретро, который для новых племенных вождей был составляющей политических технологий самостийности, а для обслуживающей эту политику гуманитарной интеллигенции — специфической формой самоутверждения, неожиданно обернулся не стилизованной, а настоящей, драматической архаизацией и деградацией» [8, с. 173].

Очевидно, что этноцентризм нерусских народов, а тем более этнократические установки в национальных республиках и округах, опираются на примордиалистские представления об этничности и становятся важнейшим препятствием в формировании российской гражданской нации. В качестве примера, иллюстрирующего этноцентрический подход, А.Н. Смирнов приводит некоторые высказывания на конференции 1998 г., организованной Советом Федерации. Так, советник президента республики Татарстан Р. Хакимов заявил: «В Конституции Российской Федерации записано, что она провозглашалась от имени многонационального народа России. Я думаю, что недостаток не в том, что существует этот тезис, а в том, что он не реализуется. Если мы исследуем природу России, что она из себя представляет и как надо ее обустраивать, то помимо регионов, еще не устоявшихся и не ставших до конца субъектами исторического процесса, есть народы, которые уже как субъекты истории состоялись, причем состоялись давно. Это не просто народы, но это коренные народы, стало быть, государствообразующие народы, потому что им больше негде жить, они живут на своей территории. Живут тысячи лет. Они — субъекты истории. Если есть народ, он народ, независимо от численности. И нужно считаться именно с этим.

Интересы России — это и есть интересы регионов и народов. Вне этого нет других интересов».

А.Н. Смирнов пишет: «Как видим, в приведенном пассаже статусы «коренного» и «государствообразующего» народов фактически отождествляются, а сами народы наделяются субъектностью. При этом полностью игнорируется гражданская общность, которая не рассматривается в качестве носителя интересов и суверенных прав» [135].

При этноцентричном видении новой системы межнациональных отношений русские становятся той «гражданской» средой, которая связывает сплоченные «коренные народы», которые, по словам Р. Хакимова, «живут на своей территории. Живут тысячи лет». Но если «интересы России — это интересы регионов и народов», то есть сумма изолированных интересов частей, то статус связующей «гражданской» среды резко снижается. Этноцентризм частей России оказывается направлен против ее ядра. И теперь братские в прошлом народы этнизируют русских тоже в направлении этноцентризма. Большая программа сталкивания русских в коридор этнонационализма понемногу наращивает обороты.