Читать книгу - "Дожать Россию! Как осуществлялась Доктрина - Райнхард Гелен"

Чтобы сохранить кадры для будущей разведывательной организации, мы разбили личный состав отдела на три группы и разместили их в трех отдаленных пунктах в Альпах. Там мои сотрудники должны были укрываться примерно три недели после капитуляции, пока не уляжется суматоха и не прояснится обстановка. Тогда им предписывалось обратиться в ближайшую американскую военную комендатуру. Их, конечно, отправят в лагерь для военнопленных. Наверняка можно было ожидать, что оккупационные власти попытаются использовать сотрудников отдела «ИАВ», имевших большой опыт разведывательной работы, в своих интересах. Поэтому я дал указание моим людям не соглашаться ни на какое сотрудничество, пока они не получат лично от меня письменного разрешения.

* * *

…Подошло время, когда по намеченному плану мы должны были явиться в ближайшую военную комендатуру американцев. Сложные чувства обуревали меня. С одной стороны, я испытывал иронию – своеобразный юмор висельника: как-никак генерал-майор, занимавший во время войны солидную должность, пришел сдаваться в плен молодому американскому лейтенанту. С другой – возврата назад уже не было.

Комендант местного гарнизона, вполне понятно, сильно взволновался, когда перед ним оказались генерал и четыре офицера генерального штаба. Но он не мог до конца понять, какой «улов» выпал на его долю, так как не знал немецкого языка, а мы тогда еще не говорили по-английски. Комендант тут же позвонил своему начальству и получил указание доставить нас поодиночке в штаб дивизии в Вергль. Меня первого посадили в джип военной полиции и сдали офицеру службы «Джи-2» (американская армейская разведка). Он сразу сообразил, кто мы такие, и приступил к опросу, начав с меня. Но странное дело: беседа шла главным образом не о моей прошлой деятельности, а об обстановке в Германии во время национал-социализма.

После краткого опроса меня направили в Зальцбург. Солдаты военной полиции ехали сначала в одном направлении, затем – в другом и, не найдя, по-видимому, нужного им штаба, завезли меня в ближайшую небольшую гостиницу, где в зале ресторанчика уже находился какой-то пленный, которого через некоторое время увели. Смирившись с судьбой, я терпеливо ждал, что будет дальше. Перед открытой дверью стоял вооруженный до зубов часовой, охранявший меня. Весь вид его выражал беспокойство – как бы я не сбежал. На третий день в пустой ресторан случайно зашел какой-то американский офицер, и я попытался объяснить ему, что меня должны доставить в штаб корпуса. Объяснение шло трудно: американец с трудом понимал мой домашний английский. Наконец, он все-таки понял, о чем идет речь, и воскликнул:

– Ах да, мы совсем о вас забыли!

Офицер пообещал принять необходимые меры. И действительно, вскоре появился солдат военной полиции и скомандовал:

– Быстрей, быстрей, с вещами!

Меня посадили в джип и отправили в Аугсбург, где находился сборный лагерь для военнопленных армейского подчинения. Он состоял из одно– и двухквартирных небольших уютных домиков. Пленных, пока не прошедших допрос, размещали так, чтобы они не могли вступать друг с другом в контакт.

До тех пор я встречался лишь с американскими офицерами, которые оценивали обстановку в Германии и мире, находясь под влиянием официальной пропаганды. Почти все, с кем мне приходилось говорить, придерживались мнения, что Советский Союз в настоящее время находится якобы в стадии перехода от коммунистического к либеральному государству. О Сталине все отзывались положительно, как о Дядюшке Джо, и не имели ни малейшего представления относительно экспансионистских целей Советов.

Франц Гальдер – начальник штаба сухопутных войск вермахта, генерал-полковник

* * *

В аугсбургском лагере я пробыл около трех недель, пока допрашивавший меня офицер не пришел к убеждению, что я не представляю для американцев никакой ценности. Положение в Советском Союзе его не интересовало. Он хотел разобраться во внутригерманских процессах и просил меня помочь ему в организационных вопросах и розыске различных германских должностных лиц, на что я отделывался молчанием. Однажды дверь моей комнаты резко распахнулась.

– Давай, пошевеливайся! – прозвучала команда.

Как и обычно, мне не было сказано, куда меня собираются везти. С группой офицеров, большей частью мне незнакомых, меня посадили на грузовую автомашину и отправили по маршруту Штутгарт – Франкфурт-на-Майне. Когда добрались до Висбадена, мне заявили, что я – гестаповский генерал, и отправили, несмотря на мой протест, в тюрьму. Отношение американского персонала к заключенным там было недружелюбным, их оскорбляли, а иногда дело доходило до рукоприкладства. Как-то меня вели по тюремному переходу и я столкнулся лицом к лицу с бывшим своим шефом, генерал-полковником Гальдером. Мы бросились друг другу в объятия. На американцев это произвело большое впечатление, и отношение ко мне с тех пор заметно улучшилось. И вот почему. Гальдер находился в группе гражданских лиц и офицеров, освобожденных американцами из гитлеровских концентрационных лагерей, но взятых оккупационными властями вновь под стражу. Большинство из них принадлежали к числу участников заговора 20 июля 1944 года. Волею случая я попал в эту группу активных противников гитлеровского режима, которой занималось непосредственно командование вооруженных сил США на европейском театре военных действий.

На следующий день после того, как меня включили в число пленных, представлявших особый интерес для американцев по военным или политическим соображениям, мной занялся капитан Хальштедт. Допрос носил неформальный характер: он состоялся в саду, окружавшем виллу, где поселили нашу группу. Капитан предложил мне сесть на скамью, стоявшую на солнечной лужайке, и сам опустился рядом. Он производил приятное впечатление. На вид ему было лет тридцать пять. Своими манерами и поведением он мало соответствовал немецкому представлению об офицере. Потом я узнал, что капитан был американцем немецкого происхождения во втором поколении. В отличие от всех его коллег, с которыми я встречался до этого, он прекрасно знал Россию и, самое главное, не питал никаких иллюзий в отношении политического развития в ней.

Встреча оказалась решающей для дальнейшей реализации моих планов. К тому же она благоприятно сказалась на наших отношениях: так сказать, служебный контакт длился короткое время. Вскоре сухие официальные отношения превратились в настоящую дружбу, которая продолжается до сих пор.

У нас состоялся долгий разговор о политическом и военном положении в мире. Затем Хальштедт подробно расспросил меня о предыдущей деятельности в отделе «Иностранные армии Востока». Он ушел, а в моем распоряжении осталась ночь, чтобы решить, стоит ли раскрывать перед ним все свои карты. И я решил: надо! Но понемногу, не переставая прощупывать капитана. При этом мне представлялась возможность постепенно, по кусочкам высказывать свои соображения о намерениях и планах. Хальштедт положительно воспринял мои слова. Думаю, он регулярно обо всем информировал своего непосредственного начальника генерала Зайберта, а также начальника штаба командования американскими вооруженными силами в Европе генерала Беделла Смита. И видимо, получил указание продолжать наши беседы и проявить ко мне благожелательный интерес. День ото дня капитан становился все любезнее, предупредительней и откровенней.