Читать книгу - "Христианская демократия в современной Франции - Дмитрий Викторович Шмелев"

в этой ангажированности нарушение данного мандата и которые хотели защитить рядовых членов от радикализма их руководителей[94]. В середине 1960-х годов напряженность переросла в открытое противостояние с руководителями молодежных структур «католического действия».

Левохристианские группы в разных вариациях присутствовали в майских событиях 1968 г., выдвигая свои лозунги и требования, проходя через политическую социализацию и идеологическое крещение. Но этот всплеск стал не только одним из симптомов кризиса, но и началом спада популярности марксизма во Франции. По замечанию социолога М. Вьевьорки, гошизм стал после мая 1968 г. «старческой болезнью коммунизма», он объявляет в начале 1970-х годов о «конце коммунизма»[95]. Этот спад естественно затронул и левых христиан.

Тем не менее, события мая 1968 г. возродили дискуссии об отношениях между христианской демократией и коммунизмом, между католиками и коммунистами. На короткий период марксизм стал доминирующим в католических интеллектуальных кругах. «Христос – единственный революционер» – гласило одно из настенных граффити этого периода. Католицизм по-прежнему оставался религией большинства французов (82 %, согласно опросу 1968 г., причисляли себя к католикам), хотя сами категории верующих различались в зависимости от степени верования. Но уже сама по себе постановка вопроса о возможном сотрудничестве не вызывала жесткой реакции, как раньше. По-прежнему политические партии занимали антикоммунистические позиции и исключали любое возможное взаимодействие, способствуя тем самым биполяризации, тогда как различные христианские движения на практике реализовывали сближение.

Майские события непосредственно дали толчок появлению т. н. христианского гошизма, обращенного уже непосредственно в сферу политики. Его сторонники апеллировали к призывам «красного папы» Иоанна XXIII, черпали вдохновение в трудах структурализма и особенно Л. Альтюсера с его критикой религии как «идеологического аппарата государства», говорили о маргинализации церковных институтов и формировании модели священника-гражданина, требовали реформы образования. Свои истоки представители данного течения усматривали в традициях социального католицизма, критике либерального капитализма и тоталитаризма, социальной и культурной эволюции современного мира, политической активности организаций «католического действия». Отсюда цель – придать «новый импульс» христианству через структурирование движений и организаций и их связь с «секуляризированным» миром. Это свидетельствовало о кризисе католицизма в сознании его приверженцев и поиске нового проекта, направленного на выполнение тех задач, которые ранее возлагались на христианство и церковь. Данное течение можно рассматривать и как реакцию на явное смещение церковных властей и официальных католических движений вправо. Для них политический выбор должен оставаться плюралистичным. Церковь может выступать как проводник нового общества, но может быть отброшена из-за своей непригодности и консерватизма.

Политическая эволюция Н. Бульта, руководителя Христианской студенческой молодежи (ХСМ), иллюстрирует данный тезис. Он подал в отставку в 1965 г., затем вступил в Христианскую университетскую молодежь, участвовал в «Движении 22 марта», был членом группы «Пролетарская левая», работал на заводе Рено, проповедуя опыт «священников-рабочих». Типичный путь от христианского активиста к гошисту, утратившего веру. Тем не менее, большинство подобных активистов, участвовавших в гошистских группах (антирелигиозных и антиклерикальных по сути) хотели сохранить свою двойную идентичность (быть одновременно христианами игошистами). Это желание вело к их изоляции во «второй левой», ограничивало их участие специфическими группами, «единственных способных взять на себя одновременно социальную революцию и революцию в церкви»[96].

Влияние этих гошистских групп, несмотря на их немногочисленность (они насчитывали порядка 20–25 тыс. человек) было крайне эффективным. Можно выделить два основных течения – «христиане-марксисты» и «христиане-критики». Первые пытались реинтерпретировать христианство в свете марксистской теории («перечитать Марка через Маркса»), вторые выступали за революцию внутри самой церкви. Они группировались вокруг журнала «Леттр» и газеты «Темуаньяж кретьен», «кружка Иоанна XXIII» в Нанте, движений «Ви нувель» и т. п. Их политическая деятельность заключалась в поддержке борьбы народов «третьего мира» за их освобождение, за улучшение социальной жизни, а также в провозглашении марксизма «методологическим атеизмом», в сражении с религиозной идеологией, которая отвлекает людей от реальных проблем.

Наряду с этой классификацией необходимо также отметить участие христиан в специфических левацких группах, что стало в некотором роде наследием христианского прогрессизма, десталинизации и движения за мир. Перед лицом этих процессов и захваченные студенческим активизмом, сторонники этих групп считали устаревшими формы оспаривания, предлагаемые ФКП или ВКТ, продвигая, по примеру Ж. Мюри, идеализированную модель китайской культурной революции и китайского пути к социализму. Как отмечает Ж.-Ф. Сиринелли, сочетаемое с протестной культурой и различными формами неомарксизма, пропитавшими дух времени, это оспаривание «в 1968 году благоприятствует прежде всего расцвету экзотических революционных моделей в рядах европейских крайне левых, но также, более широко, их распространению среди западной молодежи через проникновение массовой культуры и, следовательно, фактически через капиллярность, начиная с собственно идеологической территории»[97]. Такой процесс проходит через две знаковые фигуры: Че Гевары и Мао Цзедуна, героизированные и идеализированные в рядах крайне левых. Причем их героизация накладывалась на «антиимпериалистические» обязательства, которые принимались в борьбе против войны во Вьетнаме, принявшей транснациональный характер, в поддержке деколонизации и мирного сосуществования. «Мы читаем Евангелие как маленькую красную книгу»[98], – напишет позднее Мария Феррье, ответственное лицо ХСМ.

Однако вступление христиан в такие группы встречала два препятствия: с одной стороны, враждебность большинства троцкистов и маоистов церкви и религии, с другой, строгая партийная дисциплина, в которой они оказывались подчиненными другим членам, что затрагивало чувства потенциальных либертарных кандидатов. Протестуя против церковного авторитаризма, они не были готовы принять еще большую строгость дисциплины. В итоге, христиане-социалисты массово оказывались в рядах ОСП, а не в гошистских группировках[99].

Такая ситуация подтверждается рядом фактов. Например, журнал «Ви нувель» к 1971 г. утверждает свое «присоединение» к марксизму и высказывается в пользу самоуправленческого социализма. Точно также проникновение в программные документы ХСМ марксистских тем ведет к провозглашению «борьбы за социализм» на национальном совете в 1970 г. Ряд структур «католического действия» также одобряют «христианский социалистический гуманизм» и становятся попутчиками политических организаций, тогда как миссионерские движения остаются вне политики[100]. Таким образом, освобождение проходит через борьбу против церкви, а религиозная мобилизация становится частью «новых социальных движений», которые возникают в течение 1970-х годов[101]. Об этом свидетельствуют многочисленные демарши, организованные уже после Мая 1968 г.: «За церковь солидарную с освобождением людей» (1970), «Христиане в классовой борьбе» (1971), «Ассамблея христиан за революцию» (1973), «Вера, христианские сообщества и социализм» (1976) и др., равно как и попытка создать христианское социалистическое движение в середине 70-х годов.

В целом, левохристианское движение тех лет может быть охарактеризована через пять ключевых пунктов: 1) отказ от долговременной традиции и преемственности в сочетании с закреплением деконфессионализации; 2) разрыв между религиозной верой и политической деятельностью; 3) тезис о том, что демократия и христианство не взаимосвязаны, а могут соседствовать друг с другом (т. е., по сути, отказ от этикетки христианской демократии); 4) сочетание