Читать книгу - "Третий проект. Точка перехода - Сергей Кугушев"

В 2000 году самая богатая (одна пятая) часть населения Земли обладала 90 процентами мирового внутреннего продукта, в то время, как на самую нищую часть людей (тоже одна пятая населения) приходился всего 1 процент этого продукта. Богатейшие поглощали 70 процентов прямых иностранных инвестиций — а беднейшие довольствовались все тем же одним несчастным процентом. Даже если взять протяженность главных телекоммуникаций, телефонных линий, то и тут и богатых было 75 процентов, а у голодранцев — все тот же мистический 1 процент.

А если взять 10 крупнейших корпораций мира? На их долю падает 85 процентов мировых исследований и разработок. Более 80 процентов патентов, которые выдаются в бедных и развивающихся странах, принадлежат компаниям и людям из богатых государств. 97 процентов всех изобретений приходится опять-таки на развитые страны.

А в то же самое время три миллиарда людей на планете (половина ее населения!) страдают от недоедания, от голода. Это — нищий Юг. Более половины граждан развивающихся стран неграмотны. В этих краях продолжительность жизни за последнюю треть века опустилась за планку в 60 лет. А, например, в Сьерра-Леоне она не превышает и 37 лет. И на фоне этого помощь Запада нищим странам последовательно урезается после пика, достигнутого в 1991 году. Ну, оно и понятно — рухнул СССР, и теперь не надо доказывать большую привлекательность западного образа жизни. Например, международная помощь сельскому хозяйству со времен падения СССР уменьшилась наполовину.

Так что, други вы наши, даже с точки зрения экономики человечество распадается как бы на расы развитых и неразвитых. На одной и той же планете существуют два разных человечества с совершенно разными ценностями и даже с разным временем. Они взирают друг на друга со страхом и ненавистью. На одной стороне — богатство, низкая рождаемость, психологический кризис, ощущение жутковатого исторического перелома. На другой — беспросветная нищета, голод и болезни, бурная рождаемость, добела раскаленные фанатизм и ненависть. У одной расы есть авианосцы, спутники и крылатые ракеты. У другой — готовность тысяч фанатиков стать «живыми бомбами» и перенести войну на территорию противника, захватывая в заложники его женщин и детей, тараня на самолетах ненавистные небоскребы. И если на одном полюсе царит усталость от истории, то на другом — ее неутоленная жажда.

Нищему миру уже нечего терять. Экономика и технологии сегодняшнего типа никогда не решат его проблем: нехватки работы, земли, воды, жилья. Всего этого у бедной части землян будет год от года все меньше и меньше.

На нашей Земле уже началась война разных человеческих миров. Ситуация напоминает стратегический тупик. Сегодня клокочущий фанатизмом и ненавистью мусульманский мир насчитывает до 800 миллионов душ. Почти столько же, сколько и богатые страны белого Запада плюс (увы) примкнувшая к ним Россияния. Но Западный мир дряхлеет, разобщается и вымирает, а мусульманский — бурно плодится. Запад ничего не может с этим поделать. Передовые отряды ислама уже проникли в Европу и США — в виде мигрантов. Они уже закрепились на новых землях, они пускают там корни и применяют «демографическое оружие»: плодятся и размножаются. Мир Ислама заполоняет угасающий мир Запада. И на эту схватку со спокойствием мудрого, но жестокого удава взирает 1,4-миллиардный Китай, «третье человечество». Оно практически не сомневается в том, что после схватки Креста и Полумесяца останется единственным хозяином планеты.

И война между цивилизацией и миром нищеты будет беспощадной. Бедные народы рано или поздно обретут оружие массового поражения. Да, в середине ХХ века атомная бомба и баллистическая ракета были чудесами, которые могли позволить себе лишь самые богатые страны. Спустя три поколения это оружие могут создать не только третьеразрядные государства, но даже секты и международные религиозно-боевые сети. Мы уже не напоминаем о таких дешевых видах оружия, как химическое или биологическое по Дурманову.

В ответ у богатых белых появится соблазн применить оружие расовое — убивающее представителей небелых рас, арабов или негров. Вряд ли приказ на применение генетического оружия отдадут государственные органы — слишком велика ответственность за подобный шаг, слишком лютую ненависть остального мира он вызовет. Поэтому «генетические бомбы» применят негосударственные белые организации или спецслужбы. Однако правда выплывет наружу — и обуянные жаждой мести, мусульмане пойдут на всеобъемлющий, леденящий кровь террор. Вплоть до ядерного. Запад неминуемо ответит ограниченными ядерными ударами по исламским городам. И чем все это кончится — никто не знает…

Писатель-визионер Андрей Столяров видит один возможный сценарий. Обмен ограниченными атомными атаками приведет к коллапсу уязвимой экономики западного типа, к глобальному финансовому краху. Развитые страны вынужденно перейдут к натуральному хозяйству, но это вызовет хаос внутри них. Восток перенесет такой переход относительно безболезненно: он и так привычен к средневековой жизни. А вот на Западе погибнут сотни миллионов горожан: чересчур изнеженных, слишком старых и слабых, чтобы выдержать голод и борьбу за существование на клочках земли. Начнется распад цивилизации и борьба всех против всех. за выживание. Города вымрут и превратятся в трущобы. А дальше — в хаотическом мире начнутся новые, примитивные войны, как после падения Западной Римской империи…

Кто сказал, что нынешняя глобализация необратима? Ведь мир уже знал первую глобализацию — в конце XIX и начале XX веков. И она принесла катастрофу.

С точки зрения европейца 1890-х годов мир до 90-х годов ХХ века — страшен и мрачен. Какое-то скопище государств с полицейскими и националистическими режимами, разделенный на военные блоки, с массой ограничений прав личности, визами и паспортами. С промышленностью, вынужденной тысячами штамповать разнообразные орудия убийства, чтобы выжить.

В его-то ойкумене нравы мягчели, распространялось понятие прав человека. Капиталы и товары двигались свободно, легко преодолевая границы между государствами. Тем паче, что сами государства были большие — одна Австро-Венгрия чего стоила. Американцам принадлежали значительные пакеты акций европейских компаний, англичане имели большие доли собственности в германской промышленности, немцы — в британской и французской. Производя что-то, промышленник той эпохи мог заказать части машин сразу в Швеции, Германии и на заводах «Шкода» в Австро-Венгрии. Транснациональные финансовые сети пронизывали страны и империи. Переплетение интересов доходило до такой степени, что серьезные аналитики говорили о конце эпохи войн на Западе. Люди могли свободно перемещаться по Европе и селиться там, где позволяли средства. Паспортно-визовый режим сохраняли лишь отсталые страны вроде России. Отец одного из нас, Максима Калашникова, помнит своего учителя географии, в начале ХХ века студентом объездившего всю Европу с дорожной котомкой за плечами. Реальность той поры до боли напоминает нынешнюю глобализацию — с поправкой на более низкие технологии и скорости, конечно.

И все это, казавшееся таким прочным и современным, рухнуло после 1914 года. Мировые войны и революции, распад империй и экономические кризисы раскололи благостный мир 1900 года, разрезали границами и тьмой всяческих ограничений. Причем раздел шел не столько между «страшным» СССР и миром капитализма, сколько между самими западными странами. До 1960-х годов было невозможно, например, свободно перевести капитал из Франции в Германию. Но если глобализация уже успела раз потерпеть крах, где гарантия, что подобное не произойдет снова, под влиянием других факторов?