Читать книгу - "Цель номер один. План оккупации России - Михаил Антонов"

Но вот в Западной Европе наступила так называемая эпоха первоначального накопления капитала. Например, в Англии тогда происходило «огораживание»: помещики сгоняли крестьян с земли и обращали ее в пастбища для овец, дававших шерсть – сырье для мануфактур по выработке сукна (как тогда говорили, «овцы съедали людей»). Производство сукна давало несравненно больше прибыли, чем земледелие. А согнанных с земли крестьян на основе суровых законов о борьбе с бродяжничеством загоняли в работные дома и на мануфактуры с чрезвычайно тяжелыми условиями труда, уклоняющихся от этой участи вешали. Англия превращалась в фабрику сукна и других промышленных товаров для всего мира, она стала владычицей морей, создала громадную колониальную империю, ее правящие классы получали за счет нещадной эксплуатации своих рабочих и жителей колоний несметные богатства. Жажда богатства овладела множеством людей, и в моде снова оказалась наука об обогащении, по существу – любыми средствами (англичане промышляли и пиратством, и ростовщичеством, и работорговлей). Только, по иронии судьбы, ее назвали не хрематистикой, какой она была на самом деле, а экономикой, точнее даже – политической экономией. То есть, это была как бы наука о способах разумного ведения хозяйства в целом государстве. (Слово «политика» часто производят от древнегреческого слова «полис»-город-государство, хотя в действительности оно происходит от слов «поли» – много и «тикос» – интерес, и означает умение вести дело в интересах многих, всего государства, а не одних только собственных.) Первым сочинением, давшим название новой науке, был «Трактат политической экономии» Антуана Монкретьена де Ваттевиля, вышедший в Руане в 1615 году. В 1621 году Монкретьен стал одним из руководителей восстания французских протестантов (гугенотов) против короля и католической Церкви и погиб в бою.

Монкретьен указывал, как обеспечить процветание не только своего дома (как это было у Ксенофонта), а хозяйства как государственной, национальной общности. Он принадлежал к числу меркантилистов, которые считали источником богатства государства внешнюю торговлю, поставленную так, чтобы вывоз был больше ввоза, и, следовательно, чтобы в стране накапливались золото и серебро. До конца XVII века и в Англии господствовали идеи меркантилизма. Вывоз сырья (особенно шерсти) власть запрещала, вывоз готовых изделий поощряла, доступ иностранных товаров ограничивала высокими ввозными пошлинами, чтобы содействовать отечественному производству. Во Франции министр финансов Людовика XIV Кольбер насаждал мануфактуры, но не столько ради развития национальной промышленности, сколько для укрепления абсолютизма, для обеспечения доходов расточительного королевского двора. В Германии меркантилисты (их там называли камералистами) господствовали в экономической науке.

Но уже в следующем столетии положение в Англии изменилось. Купцы настаивали на свободе вывоза денег, на которые за границей покупали товары, чтобы продать их дороже. Частный интерес нарождающейся буржуазии все больше брал верх над государственным. Это изменило и содержание экономической науки. Отцом классической политической экономии стал шотландец Адам Смит, опубликовавший в 1776 году книгу «Исследование о природе и причинах богатства народов». Он считал, что главным мотивом хозяйственной деятельности человека является своекорыстный интерес. Но преследовать свой интерес человек может, только оказывая услуги другим людям, предлагая в обмен свой труд или продукты труда. Так совместная деятельность эгоистов, каждый из которых печется только о своей выгоде, ведет, по Смиту, к процветанию общества. Отсюда его требование к государству не вмешиваться в хозяйственную жизнь, а лишь установить законы и следить за их исполнением, – все остальное сделает «невидимая рука рынка». (Здесь, конечно, сказалась и ненависть шотландца, лишенного государственности, к английскому государству. Получилась как бы формула: рай – это Британия минус английская власть.) Политическая экономия в труде Смита стала наукой о богатстве, об обогащении любыми дозволенными законом средствами. В ее основе лежало примитивное представление об «экономическом человеке» (homo oeconomicus), мотивы всех действий которого могут быть сведены к стремлению обогащаться. (Если бы в то время жил Аристотель, он, скорее всего, назвал бы такого человека homo chrematisticus).

Вообще-то такое понимание экономики присуще лишь европейской (и производных от нее – американской и др.) цивилизации, да и то не всей. Наиболее рьяно его придерживаются англосаксы.

Не могу отказать себе в удовольствии привести еще одну коротенькую главку из цитировавшейся выше книги М. К. Берестенко. Глава называется «Чудо цивилизованного рынка»:

«Преклонение американцев перед рынком общеизвестно. Возможно, что их психологи именно поэтому выясняли возможность приобщения к рыночным отношениям шимпанзе. Сначала шимпанзе приучали к «труду» за вознаграждение. Для этого была создана машина, которая, если несколько раз покачать тяжелый рычаг, выбрасывала банан. Голодные шимпанзе начали подражать психологам и вскоре освоили «трудовую операцию». Параллельно в другом зале шимпанзе приучали к понятию «деньги». Для этого были установлены автоматы, которые в ответ на вброшенный в щель специальный жетон выбрасывали банан. Исследователи проделывали этот обмен на глазах у шимпанзе, и когда обезьянам изредка давали жетоны, они быстро сообразили, что надо делать.

Затем опыт усложнили. Машина после качания рычага стала выдавать не банан, а жетон. Шимпанзе сразу уловили суть товарно-денежных отношений, и заработав жетон, тут же бежали к автомату, чтобы купить банан.

К удивлению исследователей, шимпанзе в освоении рыночных понятий пошли еще дальше. Вскоре появилась конкуренция – некоторые обезьяны не допускали к рычагу более слабых. Затем обезьяны выработали понятие «капитал». Наевшись досыта бананов, некоторые из них еще некоторое время продолжали зарабатывать жетоны. Затем складывали их в кучу, садились на нее и охраняли. Если кто-то из других обезьян приближался к охраняемой куче, предупреждением служили рычание хозяина капитала и его оскаленные клыки.

Конечно, вызывает удивление неосведомленность американских психологов, потративших время на открытие давно известного. Ведь на окраинах многих индийских городов обитают мартышки. Ведут они себя подобно нашим бродячим собакам и кошкам: воруют или выпрашивают что удастся. Иногда среди этого «что удастся» оказываются и монеты. Насобирав, по ее мнению, достаточную сумму, мартышка идет к продавцу и покупает лакомство.

Однако так или иначе, результаты экспериментов с шимпанзе были использованы американским правительством. Рассуждения американцев предельно просты: если к такому высшему достижению цивилизации как рынок удается быстро приобщить шимпанзе, то стоит осчастливить этим приобщением и русских. Но, к огорчению янки, русские не так быстро осваивают мартышкин труд ради долларов. Не получается из них Долларопитек. Объяснение американцев предельно просты: значит, русские глупее шимпанзе. Но тем не менее встретившееся затруднение не останавливает настойчивых благодетелей. Но, может быть, неудачу эксперимента можно объяснить и по-другому?

Интересно, что роль рыночных отношений в низведении людей до уровня обезьян в какой-то степени предвидел основоположник современной политэкономии Адам Смит: «Таковы недостатки духа коммерции. Умы людей сужаются и становятся более неспособными к возвышенным мыслям, образование записывается в разряд чего-то презренного или как минимум незначительного, а героический дух почти полностью сходит на нет».