Читать книгу - "Агитпроп. Идеология победы - Константин Семин"

В Америке нет, конечно, никакой дружбы народов. Это не плавильный котёл, а ядерный реактор, требующий постоянного охлаждения ресурсами, поступающими извне. Если ресурсы иссякнут, реактор моментально лопнет, и постсоветские гражданские войны покажутся детскими мультфильмами. США — вирусный банк, где хранятся штаммы всех существующих в мире национальных конфликтов. На соседних улицах живут арабы и евреи, индийцы и пакистанцы, японцы и корейцы. Разбитые по нейборхудам (районам) национальные общины очень плохо поддаются ассимиляции.

Держать же «дружбу народов» под спудом, худо или бедно формировать из нового поколения эмигрантов американскую идентичность помогают четыре вещи: деньги, развлечения, наркотики/лекарства и мощнейшая репрессивная машина. Закончатся деньги — закончится и мир на улицах, начнут искать крайних. Именно поэтому за своё сегодняшнее положение, за свой господствующий статус Америка будет драться хоть со всей планетой сразу, невзирая на потери. Чужие потери, разумеется. Отказ от роли мирового гегемона означает для этой страны гораздо более страшные перспективы, чем распад СССР для СССР.

* * *

Быть интернационалистом в Гарлеме нашему человеку трудно. По вечерам, чтобы избежать пробок на манхэттенской кольцевой, мне часто приходилось проезжать через его северные кварталы. Самая контрастная картинка в памяти — полураздетая белая проститутка, прислонившаяся на холодном ветру к опоре метрополитена, в районе, где на километр вокруг ни одного белого лица. Ни одного. Дружба народов.

Вообще, когда идёшь по Гарлему (речь в первую очередь о Гарлеме выше 115-й улицы, а не о той его «побелевшей» части, которая подверглась джентрификации и где любят селиться хипстеры сегодня), трудно отделаться от мысли, что Бог всё-таки не был поборником равенства. Вот бредёт навстречу поющий, танцующий, сам с собой разговаривающий человек. Иногда этот человек может броситься на тебя в ярости, но в самый последний момент отшатнётся, словно шкурой вспомнив о каком-то страшном возмездии для каждого, кто поднимет руку на белого. Однажды на детской площадке пришлось вызывать полицию, чтобы угомонить двухметровых темнокожих подростков. Хорошо, что приехал белый патруль.

Однажды, перед школой М. Л. Кинга я в буквальном смысле вкатился в массовую драку — от дома до дома сошлись в рукопашной ученики младших классов, разбившиеся на мафиозные стайки (типа Bloods&Crips). Вся улица встала, водители, заблокировав двери, наблюдали из машин за тем, как детки швыряют друг друга на капоты, как запинывают ногами кого-то на земле, как вжались в стены прохожие. Что это — африканские гены? Или крэк, сделавший обитателей чёрных кварталов так похожими на зверей?

Кто будет спорить с тем, что с физиологической точки зрения темнокожие отличаются от белокожих — ростом, силой, выносливостью? Тема табуирована, конечно, но ведь неспроста на американском ТВ нет-нет да и покажут чемпионат по шахматам для афроамериканцев. «Чёрные могут играть не только в баскетбол» — таков невысказанный посыл для массовой аудитории, которая, конечно, понимает, насколько ничтожен процент чёрных в американской интеллектуальной элите.

Слово «негр», вытесненное из американского обихода тоталитарной политкорректностью, заменено теперь на неологизм n-word, «слово на букву Н». Как будто неграм от этого легче. Сегрегация никуда не делась, просто сегодня она приобрела более изощрённые формы.

* * *

А ведь вообще-то чёрных на севере США, в Нью-Йорке, Иллинойсе, Пенсильвании могло и не быть. Климат там совсем не как в Алабаме или Джорджии, зимой — снег и пронизывающий ветер. В больших количествах негры появились в Чикаго, Нью-Йорке, Филадельфии примерно по тем же причинам, что и таджикские рабочие в Москве.

После окончания гражданской войны и отмены рабства чёрные стали самой дешёвой рабочей силой, позволявшей американским олигархам (robber barons) снижать издержки и подавлять любое стачечное движение. К примеру, стоило рабочим сталеплавильного производства в Хомстеде (Пенсильвания) потребовать от хозяина (Энди Карнеги) повышения зарплаты, как тут же с юга прибывали эшелоны с людьми, готовыми работать за гроши. Это и были штрейкбрейкеры — разрушители забастовок. Вот почему семена «межнациональной дружбы» очень быстро дали всходы и на аболиционистском Севере — казалось бы, просвещённом и либеральном. Когда чёрные и белые рабочие начинали убивать друг друга, олигархи, понятное дело, никак этому не препятствовали, даже наоборот.

Иными словами, гражданская война и последовавшая за ней пролетаризация чёрных — процесс, в чём-то синонимичный российскому освобождению крестьян. Буржуазии были нужны рабочие руки. Буржуазия их получила. Это и есть те самые «руки, которые построили Америку», о которых поёт Боно из U2. Через сто лет автоматизация промышленности, рост производительности труда, аутсорсинг и перенос компаний в Азию сделают их ненужными. Так появятся известные сегодня всему миру гетто.

* * *

«Ну и обезьяны», — моя знакомая скривилась при виде очередного танцующего на автобусной остановке негра. Я, помню, отчитывал её, стыдил.

А потом случилось наводнение в Новом Орлеане, и я сам в какой-то момент понял, что готов взять свои слова обратно.

После введения блокады и комендантского часа жизнь в Новом Орлеане перешла под контроль местных банд. Город и раньше считался одним из самых опасных, но наводнение сделало его чем-то вроде Порт-о-Пренса, столицы Республики Гаити. Убийства, грабежи, мародёрство. Заключённые местной тюрьмы по-садистски линчевали надзирателей. На дорогах шла охота за машинами и бензином — кто-то раскладывал поперёк трасс доски с гвоздями. С земли стреляли по спасательным вертолётам (по крайней мере, один упал). Жуткие вещи творились в «Супердоуме» — на стадионе, где наводнение пережидали несколько тысяч. Полицейским перерезали горло, топили их в переполненных туалетах, были случаи изнасилований и убийств маленьких детей. Всё это, разумеется, не попадёт на страницы американских газет и в эфир телеканалов. Свобода слова.

Однако и ужас продолжался недолго. В городе был установлен комендантский час, в Новый Орлеан вошла Национальная Гвардия с полномочиями стрелять по всему, что движется. Когда по каналам Нового Орлеана поплыли трупы, на улицах воцарилось спокойствие.

Это был ценный урок. Да, я увидел, как беспомощна американская полиция (муниципальные и федеральные полицейские не могли организовать элементарное взаимодействие, даже сидя в соседних зданиях, а некоторые офицеры вообще вешались от безнадёги). Да, я увидел, как тонка грань между американской мечтой и первобытным хаосом. Однако я увидел и как эффективна в подавлении бунтов грубая вооружённая сила, внутренние войска. Martial Law — «стреляй во всё, что движется». Вот почему все последующие всплески межнациональной дружбы уже не казались чем-то серьёзным.

* * *

«Знаешь, почему в Америке никогда не будет революции? — скажет мне один подающий надежды юрист, выпускник Колумбийского университета, с которым мы разговорились о Новом Орлеане. — Потому что в этой стране белые и чёрные ненавидят и боятся друг друга больше, чем бедные — богатых». Именно так.