Читать книгу - "Джугафилия и советский статистический эпос - Дмитрий Орешкин"

Итак, летом 1941 г. стальной еж оказался совсем в других штанах. Какое вероломство с его стороны! Первый год вождь оборонялся от него преимущественно тем самым местом, какого ежи боятся более всего на свете. Не своим, естественно, — народным. Тогда-то, задним числом, акыны и аксакалы вдруг запели про удар в спину, про справедливую всенародную борьбу с человеконенавистнической «идеологией гитлеризма» и т. п. К британским же агрессорам и поджигателям советское руководство вдруг обратилось с прямо противоположной претензией: что, мол, сидите у себя на островах, не открываете второй фронт? Вы, это, воюйте давайте!! Атакуйте фашиста, империалисты хреновы!

Действительно. Какая неблагодарность со стороны агрессивных кругов Лондона, два года глотавших бомбы от дружественных В.М. Молотову миролюбивых гитлеровцев, летавших на советском горючем и выплавлявших оружейную сталь из советской руды с легирующими добавками из украинского Никополя, грузинской Чиатуры и сибирского Норильска.

Катастрофа первого года Великой Отечественной войны выглядит тем разительнее, что советские вожди прямо и недвусмысленно готовили страну к бою, решительно выжимая из нее все доступные материальные и людские ресурсы. Граждане метали деревянные гранаты, ковали щит и меч, плечом к плечу готовились к труду и обороне. Свято верили, что на земле, в небесах и на море, от тайги до британских морей Красная армия всех сильней. Воевать предполагалось малой кровью, могучим ударом, на чужой территории. Не на своей же! С целью освободить томящихся в буржуазном рабстве братьев по классу и пристегнуть их к триумфальной колеснице Отца народов.

По стандартному сценарию мобилизующая картинка оказалась удивительно далекой от приземленной действительности. Все вышло огромной кровью, мучительной обороной, глубоко на своей территории. Когнитивный диссонанс от столкновения крылатой мечты с подстилающей поверхностью стоил непомерно дорого. Но платил, как всегда, не автор небесного дизайна, а те, за чей счет он созидался с 1917 г.

Частный случай классового родства

В случае с национал-социализмом (советская пропаганда для обозначения этого явления пользовалась итальянским термином «фашизм», а настоящего названия гитлеровской ОПГ «Национал-социалистическая немецкая рабочая партия» избегала, дабы не травмировать ментальную матрицу рабочего класса слишком знакомыми словами) объективная действительность была такова. Сам Гитлер в «Майн кампф» («Моя борьба») позиционирует себя как революционера, прогрессиста, модернизатора, защитника простого народа (немецкого в первую очередь, но не только), борца с монархией, реакцией, сословными привилегиями и вообще с гнилым «буржуазным миром». Который у него к тому же еврейский и потому вдвойне гадок. Как, кстати, и у Маркса, который болезненно переживал свои этнически ошибочные корни и беспощадно клеймил еврейскую торгашескую сущность капитала.

Адольф Гитлер в философском смысле был последовательнее. Честно называл себя идеалистом и яростным борцом с прагматическим (опять же еврейским) материализмом. Рисуя картинки светлого будущего, он апеллировал к воле, силе и духу германцев, ничуть не скрывая, что это главное. В связи с чем имел постоянные конкурентные трения с католической и протестантской церквями — да и со всем христианством в целом: «религия рабов». У большевиков было то же самое — при немного иначе сконструированной идентичности. Тоже воля (несгибаемая), идеология (единственно верная) и дух (победоносный). Правда, не немецких рабочих, а мирового пролетариата. Во главе с передовыми трудящимися Страны Советов и их великим вождем. По прошествии времени пролетариат в союзе с трудовым крестьянством и прослойкой совслужащих («трудовой интеллигенцией») был переформатирован в новую историческую общность людей, именуемую советским народом. Уже бесклассовым. Основополагающая идея при этом еще именовалась материализмом, что ничуть не отменяло ее сакральной сущности. Конкурента в лице православной церкви и вообще христианства («религии угнетателей и рабов») большевики давили даже жестче, чем Гитлер.

Наукообразная вера в историческою предопределенность Октябрьской революции в структурном смысле мало отличается от наукообразной веры в превосходство арийской расы и тевтонского духа, которые привели фюрера к власти. В обоих случаях налицо факт, которому победившая группа навязывает правдоподобное объяснение в рамках сконструированных ею же очевидностей. Обе конструкции выглядят как вертикаль с великим вождем на вершине, от которого распространяется эксклюзивный свет Истины.

Гитлер вступил в Немецкую рабочую партию в самом начале ее пути и получил членский билет № 555. Весь партийный бюджет в ту пору составлял 20 дойчмарок и размещался в коробке из-под сигар. Через 20 лет под контролем фюрера была уже большая часть Западной Европы. Политическая платформа, написанная им вместе с Антоном Дрекслером в 1920 г., помимо нескольких откровенно нацистских пунктов, исходит из таких общесоциалистических принципов, как коллективизм («общее благо превыше личных интересов»); равенство прав и обязанностей (для всех граждан рейха); государственное обеспечение минимального прожиточного уровня; всеобщая обязательность умственного и физического труда (на благо Родины и народа); запрет нетрудовых доходов, включая процентную ренту; конфискация военных прибылей («преступной наживы на войне»); национализация трестов и корпораций; перераспределение доходов в пользу трудящихся; расширение и увеличение пенсий по старости; забота о здоровье матери и ребенка, запрет детского труда; передача материальных запасов под общественный контроль и их распродажа народу по сниженным ценам; экспроприация земельной собственности в общественных интересах; замена нехорошего римского права (поскольку оно служит материалистическому, то есть еврейскому, порядку вещей) хорошим правом древней германской общины (поскольку оно бескорыстно, коллективно и высокодуховно); всеобщая доступность высшего образования; отказ от наемного войска и формирование национальной (то есть призывной) армии.

Довольно трудно увидеть в этом списке воплощение интересов крупного капитала. Сплоченность, духовность, народная община, бесклассовое общество, всеобщий труд, национализация… Но советские идеологи увидели. И с тех пор повторяют: Сталин действовал в интересах широких народных масс, а Гитлер, наоборот, в интересах банкиров, крупных промышленников, эксплуататоров. Трудящиеся в итоге победили, потому что их дело правое. И наоборот: факт того, что их дело правое, доказывается тем, что они в итоге победили.

Сталин лучше Гитлера, ибо историческая правота очевидно на его стороне. Но тогда и Гитлер, в свою очередь, был очевидно лучше социал-демократов, ибо историческая правота (по состоянию на 1933–1941 гг.) была и на его стороне тоже. А потом вдруг перестала быть. Как, впрочем, и для СССР — только на 45 лет позже.

В общем, ничего нового. Вожди морочили массам головы примерно одним и тем же набором популистских штампов. Оба откровенно науськивали и натаскивали их на экспансию. Оба массы ни в грош не ставили, непринужденно рассказывали им сказки про справедливость, величие и грядущие победы. Один — под лозунгами национальной германской Идеи, другой — под лозунгами Идеи марксизма-ленинизма. В обоих случаях ключевая роль принадлежала зубодробительной пропаганде. Оба вождя грезили о завоевании мира, наблюдали политическую реальность через бинарный перископ и ненавидели соглашателей, которые вместо героического захвата власти и экспансии занудно ставили во главу угла борьбу за улучшение условий труда, оплаты и условий жизни трудящихся.