Читать книгу - "Сталин. Путь к диктатуре - Абдурахман Авторханов"

После этого провала бухаринцы относились ко всяким предложениям бывших представителей оппозиции весьма скептически. Троцкисты у бухаринцев пользовались — и как идейная сила, и как антисталинские фанатики — лучшей репутацией. Причем троцкисты, несмотря на разгром и ссылку их руководителей, продолжали непримиримую борьбу против «эпигонов Октября» и «сталинской реакции». Мужество, бесстрашие и готовность на личные жертвы выгодно отличали троцкистов от зиновьевцев.

В этом отношении троцкисты как союзники были бы весьма реальной силой, но идеологическая пропасть между «левыми» и «правыми» была той мертвой зоной, куда не осмеливались вступить ни доктринеры-бухаринцы, ни идеалисты-троцкисты. Редкие лица из обеих групп поднимались выше обеих доктрин в смысле понимания исторических перспектив. Борьба шла не за ленинизм, а за власть — ни левые, ни правые этого не понимали. Сталин это понимал отлично. Поэтому, цепляясь за буквы ленинизма, и левые и правые стремительно падали на дно, а Сталин столь же стремительно шел к вершине власти. Ее он достиг ровно через год, в декабре 1929 года, когда впервые вся страна прочла на страницах «Правды»: «Сталин — вождь партии и лучший ученик Ленина». Это было как бы юридической документацией исторического переворота…

* * *

Когда начались массовые высылки, особенно высылки руководящих лидеров, троцкисты радикально изменили тактику. С ведома или без ведома своего руководства, но они в своей массе прекратили открытую борьбу против «партии» и перешли к нелегальным методам. Да и открыто бороться против сталинского ЦК сейчас было практически невозможно. Уже XV партийный съезд объявил проповедь троцкизма несовместимой с пребыванием в партии. Поэтому тот, кто принадлежал ранее к троцкистам, а теперь хотел оставаться в партии или вернуться в партию, должен был публично объявить (видные троцкисты — в печати, рядовые — на партийных собраниях), что они признают «генеральную линию» правильной, Сталина вождем, а Троцкого врагом партии.

Для троцкистов это было тяжелой и противной их натуре задачей. Все-таки они вынуждены были так поступать, так как другого пути обратно в партию не было. Хотя Сталин относился с подозрением к их возвращению или покаянию, но в тот период это было ему выгодно в борьбе с бухаринцами. Поэтому троцкистов массово восстанавливали в партии, возвращали из ссылки и которые из них вновь выдвигались на руководящие посты. Упорствовал только Троцкий и несколько его лучших друзей. Однако большинство троцкистов признало Сталина только на словах, чтобы на деле бороться и дальше за дело Троцкого.

Троцкисты этого толка были почти во всех звеньях органов государственного управления, за исключением самого партийного аппарата и органов политической полиции. Несмотря на тотальный разгром, последовавший за «планом Маленкова», троцкисты имели сильнейшее влияние и среди московского студенчества. Почти половина состава преподавателей общественных наук в московских вузах была из бывших или настоящих троцкистов, другая половина была явно бухаринская. Меньше всего было влияние троцкистов в рабочей среде, еще меньше — в крестьянстве. Там и здесь господствовало пробухаринское настроение.

Я уже сказал, что вернувшись в партию или открыто покаявшись в своих «грехах», троцкисты изменили тактику борьбы со Сталиным. Они создали свои собственные группы и кружки, которые вербовались исключительно из коммунистов и ставили своей целью развертывание нелегальной работы как в партии, так и среди рабочих. Соответственно, были выработаны и методы работы: в партии вести индивидуальную обработку членов партии в антисталинском духе, в рабочей среде вести нелегальную работу путем массового и систематического распространения прокламаций, листовок и лозунгов.

Первые листовки этого рода посылались из Алма-Аты, подписанные самим Троцким. За ними последовали воззвания к московским «большевикам-ленинцам» от бывшего командующего Московским военным округом Муралова, к «соратникам и единомышленникам»— от Мрачковского и др. В Москве они перепечатывались на гектографе и потом распространялись по всей стране самыми различными путями через Союзпечать, вложенные в официальные издания (через своих людей); через почту — как заказные письма к местным парторганизаниям и их руководителям; через торговые и кооперативные организации — как оберточная бумага к торговым посылкам.

Воззвания, составленные в Москве, носили всегда анонимный характер: «группа большевиков-ленинцев», «ленинская группа», «группа старых большевиков», «группа рабочих большевиков».

Организованные группы троцкистов (официально они называли себя «большевики-ленинцы» в противоположность «большевикам-сталинцам») существовали почти во всех исследовательских учреждениях Коммунистической академии.

* * *

После осуждения платформы «правой оппозиции» в Политбюро Сталин сделал и соответствующие организационные выводы: взял всех трех лидеров под строгий контроль своих «политкомиссаров», которые должны были обеспечить проведение «генеральной линии» в Совнаркоме СССР (председатель Рыков), в ВЦСПС (председатель Томский), в газете «Правда» (главный редактор Бухарин) и в Коминтерне (секретарь Политсекретариата Бухарин — должность председателя исполкома была ликвидирована после снятия Зиновьева).

«Политкомиссарами» были назначены близкие к Сталину люди, которым были обеспечены места будущих членов Политбюро в зависимости от того, насколько они сумеют оправдать свое назначение — не только контролировать правых, но и компрометировать их как руководителей. В качестве таких политических комиссаров были прикомандированы: к Рыкову — Серго Орджоникидзе, к Бухарину — Савельев (позднее Мехлис), к Томскому — Л. Каганович (как член президиума ВЦСПС, бывший одновременно третьим секретарем ЦК ВКП/б/). По линии Коминтерна к Бухарину был назначен Мануильский, но уже при более строгом контроле всей делегации ВКП(б) в Коминтерне во главе с Молотовым (Сталин, Мануильский, Молотов, Каганович, Пятницкий, Куусинен, Скрыпник, Шацкин, Ломинадзе). Бухарин формально не был выведен из состава делегации, но ему было запрещено непосредственно сноситься с другими делегациями и секциями Коминтерна.

Эти политические комиссары (они официально назывались представителями ЦК) фактически руководили ведомствами правых лидеров. Так, например, ни одно распоряжение председателя правительства Рыкова не имело юридической силы, если оно не было подписано одновременно и Орджоникидзе. Заверстанная и подписанная главным редактором Бухариным «Правда» не могла быть отдана в печать, если Савельев ее не визировал. Ни одно постановление президиума ВЦСПС, принятое большинством голосов его членов, не могло быть направлено по профсоюзам, если на него накладывал свое вето Каганович. Молотов как второй секретарь ЦК должен был разработать систему контроля партийного аппарата над советским аппаратом, в котором работали лица, имевшие когда-либо то или иное отношение к правым.

Последние были поставлены в такие условия, при которых не было никакой возможности вести плодотворную работу. Будучи членами Политбюро и руководителями ведомств, они вынуждены были обращаться к своим «заместителям», не членам Политбюро, и согласовывать с ними каждый шаг и каждое действие — от устных распоряжений по наркоматам до очередной передовой в «Правде».