Читать книгу - "Операция "Единая Россия". Неизвестная история партии власти - Людмила Романова"

– Это же ошметки! – возмущался вчерашний без пяти минут президент Евгений Примаков, хлопая дверью. Несколько дней обиженные меньшевики игнорировали заседания Госдумы, но кардинально изменить ситуацию это не помогло. В итоге коммунисты получили 9 комитетов, а «медведи» – 7. На первый взгляд, они добровольно отказались от одного портфеля в пользу коммунистов – лишь бы ничего не досталось врагу. Но «медведи» ничего не потеряли. В плюсе с 5 портфелями «Народного депутата» это было очень похоже на победу Кремля.

Именно тогда впервые заговорили о вертикали. Волошин выстраивал Думу под Кремль, и впервые парламент стал управляемым. К слову сказать, активисты «Единства» в том торге себя никак не проявили.

– Слишком принципиальные партии долго не живут. Если необходимо, надо уметь менять союзников. Умейте продавать себя, – внушал два года спустя Владислав Сурков «медвежьему» партактиву. Тогда же в 2000 году и его самого можно было встретить на выходе из кремлевской библиотеки, прижимающего к сердцу «Государя» Макиавелли. Сейчас эта книга, если верить WikiLeaks, стоит в кабинете Суркова на видном месте.

«Продав» «Единство» в союзники коммунистам, президентская администрация оказалась едва ли не в большем выигрыше, чем сам президент. Точнее, на тот момент и. о. президента.

Дело в том, что важным элементом торга с коммунистами была кандидатура спикера Госдумы. Пока еще с малыми фракциями кто-то разговаривал, на этот пост предлагались три серьезные кандидатуры. Одним из них номинировался Сергей Степашин, у которого были неплохие отношения с Примаковым и частью ОВР. Был он приемлем и для СПС, и для «Единства». Однако Степашин еще год назад, побывав в роли «преемника», показал полную неспособность следовать намеченному курсу. «Он продавливался всеми. Кто последним к нему в кабинет заходил – тот и был прав», – вспоминает близкий к Кремлю источник. Такой спикер «медведям» был не нужен. Другой вариант – Примаков, на чьей кандидатуре настаивало большинство ОВР. Это предложение могло быть рассмотрено в случае достижения договоренностей между самим Примаковым и и. о. президента Путиным, которому через три месяца предстояло доказать избирателям, что он – лучший. Что могло быть в таком соглашении? Например, договоренность о том, что Примаков не идет в президенты, а если идет, то снимается прямо перед выборами или внятно поддерживает Путина, обеспечивая ему победу в первом туре. Но к тому моменту Кремль уже разуверился в избираемости Примакова, а отдавать спикерское кресло вчерашним врагам не хотелось – вдруг у них снова проснутся амбиции. Третьим был Геннадий Селезнев, устраивавший и кремлевских технологов, предполагавших в нем «управляемую оппозиционность», и коммунистов, которым это позволило бы сохранить лицо после сделки с теми, кого они должны безжалостно критиковать. Именно Селезнев в итоге и стал спикером, а Сурков доказал Путину, что ему можно доверить техобслуживание думской машины на время его президентства.

Конечно, современные коммунисты мало похожи на волков: смотрят они не только в лес, но и в сторону кремлевских благотворителей. И все же на роль стратегических союзников «медведей» в Думе «зюгановцы», которым рано или поздно пришлось бы отчитываться перед красным электоратом, не годились. Не удивительно, что уже через два года они растеряли все думские бонусы, добытые в ходе сепаратного сговора с «Единством».

Произошло это после того как Кремль санкционировал процесс объединения вчерашних врагов: «партии Путина» и «партии Лужкова – Примакова».

Еще до президентских выборов Владимир Путин фактически остался без политической оппозиции. Присягу ему принесли и правые, и союзники коммунистов – аграрии. Вынужден был это сделать и вчерашний недруг – Юрий Лужков. Примерно за неделю до выборов тогдашний столичный мэр объявил, что он «чувствует протянутую руку Путина и готов зафиксировать сотрудничество крепким рукопожатием».

Вообще-то месяцем раньше ни о какой поддержке не было и речи: Лужков трубил на всю Москву, что Путин для него – «открытая страница» и что «по сути, мы ничего о нем не знаем». После этого в следственном комитете МВД решили, что и правохранительные органы знают про Лужкова далеко не все, и начали полномасштабную проверку хозяйственной деятельности мэрии. Тут-то Лужков, вероятно, почувствовал «руку Путина», которая уже норовила ухватить его за горло, и срочно захотел дружить.

«Дружба» с Лужковым предполагала поддержку со стороны «Отечества», но что было делать с партией номенклатуры, не выбившейся в «партию власти»? В Кремле не было единой точки зрения на этот счет. Волошин с Сурковым выступали за объединение вчерашних врагов в один большой и полезный президенту актив: «Единство» + «Отечество» = правильно голосующая Дума. Шабдурасулов считал, что в этом есть что-то от обмана избирателей: почему побежденные должны становиться победителями? Куда полезнее, с его точки зрения, было бы сразу после победы на выборах заняться превращением «Единства» в полноценную сильную партию, а кто захочет присоединиться, для того двери не заперты. Этот вариант не предполагал зачистки политической поляны под одного человека, а напротив, исходил из конкурентной логики. Но как раз она с 2000 года перестала быть в почете.

Партийные номенклатурщики не горели желанием расставаться со своими символами власти, следуя логике: «лучше маленький царек, чем большой приказчик». Около года «Единство» и «Отечество» находились в свободном плавании, пока у Кремля не возник предметный интерес к Москве: на конец 2001 года были намечены выборы в столичный парламент. Победить «Отечество» на территории Лужкова шансов у «медведей» не было, а «взять Москву» было необходимо. Другое дело, если выступить единым фронтом. Лужкову тоже было о чем просить: губернаторы в то время были избираемыми, и вопрос о количестве сроков имел важное значение. В 2003 году Лужков хотел идти на третий срок, и Кремль согласился закрыть на это глаза – в счет последующего объединения.

Принципиально договориться об объединении удалось к апрелю. Шойгу и Лужков созвали пресс-конференцию и гордо заявили, что они наконец «перешагнули через личные амбиции» и готовы приступить к слиянию. Журналисты с интересом выслушали признания лидеров «Единства» и «Отечества» и назвали создающуюся конструкцию «ЕдиОт». Корабль поплыл в соответствии с названием. Через три месяца раздумий о том, как из двух структур слепить одну, партийцы объявили, что они столкнулись с непреодолимыми разногласиями. На помощь снова пришел Кремль: «старшие товарищи» подсказали, что если не лепится партия, надо лепить союз «Единства» и «Отечества». Ответственных за лепку поменяли, а общение новых «скульпторов» с тех пор проходило строго в присутствии Суркова.

Однако такие темпы партстроительства не устраивали ни администрацию президента, ни самого главу государства. Если одним из главных аппаратных принципов Бориса Ельцина было создание системы сдержек и противовесов, то Владимир Путин страховал свою административную машину за счет «дублеров». Есть в Кремле ответственный за партстроительство человек – Сурков, доставшийся Путину от старой администрации, в каком-то смысле даже «семейный». Перед ним поставлена задача: создать мощную центристскую партию и переформатировать Госдуму в машину для одобрения решений исполнительной власти. Но партия не создается! Между тем у Путина есть свои знакомые технологи, умеющие сдвигать процессы с мертвой точки. И если их запустить не в Кремль, а к партийцам, возможно, из этого выйдет толк.