Читать книгу - "Тупик либерализма. Как начинаются войны - Василий Галин"

Оценивая результаты неолиберальных реформ, Дж. Стиглиц приходит в итоге к радикальным выводам: то, что происходило в США на протяжении более четверти века, было «созданием государства корпоративного благосостояния»{1446}. Да, речь идет о том самом корпоративном государстве, в котором на смену родовой аристократии к власти должна была прийти финансовая аристократия («привилегированная каста»{1447}) неофеодального стиля. Том самом корпоративном государстве, о котором мечтали в начале 1930-х канцлер Германии Ф. Папен и стальной магнат Ф. Тиссен, «нанявшие» Гитлера для защиты своих привилегий, когда они оказались под угрозой. Превращение Соединенных Штатов Америки в Корпоративные Штаты наглядно демонстрирует сравнение показателей социального неравенства и наследственной преемственности богатства европейских стран и США.

Корпоративные Штаты Америки[202],{1448},[203]

Процесс превращение Соединенных Штатов в Корпоративные отмечают множество исследователей этого вопроса. Так, американский социолог Р. Лахманн, приводя факты небывалой концентрации богатства в руках немногих, приходит к выводу, что в последние три десятилетия правительство США и крупнейшие американские корпорации оказались под контролем олигархии{1449}. Д. Харви, в свою очередь, полагает, что именно передача власти олигархии и являлась истинной целью неолиберальной политики Запада{1450}.

«Новый курс» Буша носил исключительно корпоративный характер, считает и Н. Кляйн. «Вся 30-летняя история чикагского эксперимента — это история масштабной коррупции и корпоративистского сговора между государством и крупными корпорациями…»{1451}, «роль правительства в корпоративистском государстве — работать конвейерной лентой для передачи общественных денег в частные руки{1452}.

На «повсеместную практику защиты правительством интересов крупных американских компаний»{1453}, указывает и Р. Райх. Он же отмечает, что «лоббистская деятельность становится все более прибыльной. В 1970-х вашингтонскими лоббистами становились примерно 3% бывших членов конгресса, в 2009 г. эта цифра достигла уже 30%»{1454}. Повышение эффективности лоббизма является отражением соответствующего роста коррупции в высших эшелонах американского истеблишмента.

Коррупция становится неизбежным следствием роста неравенства. Требуя привилегий для себя «привилегированный класс» вынужден делиться с теми, кто эти привилегии создает для тех, кто участвует в процессе создания или обслуживания интересов «привилегированного класса вымогательство, за исключением случаев чистого криминала, подсознательно становится средством восстановления экономической и социальной «справедливости» в отношении лично себя, пускай и за счет других. Но такие правила игры установлены самим «привилегированным классом», не желающие принимать в ней участие превращаются в париев и опускаются на «дно».

Чувство справедливости также присуще человеку, как и чувство эгоизма. Это чувство справедливости базируется не на зависти к богатым, а на чувстве собственного достоинства. В классовом обществе, разделенном на расу господ и расу рабов, борьба за справедливость становится борьбой за право называться человеком. Это чувство свойственно как русским крестьянам, восставшим в 1917 г. «за право считаться людьми», так и современным американским профессорам, в лице, например, Р. Райха, по мнению которого «ни один американец не сможет жить спокойно и счастливо в стране, где малая доля получает все более крупную часть национального дохода, а то, что остается большинству, постоянно уменьшается»{1455}. «Когда мы поймем, что экономическая игра ведется нечестно, — предупреждает Р. Райх, — положение может стать взрывоопасным»{1456}.

Наиболее популярными методами перераспределения капитала, за исключением чисто финансовых (ипотечных, кредитных и т.п.) махинаций, в США стали:

Государственные контракты: «Сотни миллиардов долларов ежегодно из общественных средств переходили в руки частных компаний. Это происходило на основе контрактов, многие из которых заключаются в тайне, без конкуренции», — отмечает Н. Кляйн[204]. Как писала в феврале 2007 г. газета New York Times, в США, «без каких-либо публичных обсуждений или формальных процедур подрядчики фактически заняли положение четвертой ветви власти»{1457}.

Приватизация общественных секторов экономики, таких, как пенсионное и медицинское обеспечение, национальная оборона и т.д.

Соединенные Штаты переняли чилийский (времен правительства Пиночета) опыт приватизации пенсионной системы и создания частных пенсионных фондов{1458}.[205]В частных фондах доминирует накопительная пенсионная система с фиксированными взносами, которые инвестируются в ценные бумаги. Безусловно, частный бизнес дает несравнимо более высокое качество услуг, чем государственно-бюрократический, беда лишь в том, что это «счастье» не для всех, а только для тех, кто может за него заплатить[206]. В отношении пенсий, таких в США нашлось около половины работающих, но и из них сделать достаточные пенсионные накопления смогли весьма немногие. Но не это самое главное, а то, что большая часть средств частных пенсионных фондов пошла на строительство той самой финансовой пирамиды, о которой говорилось выше. Рухнет она, рухнут и пенсии. Показательным примером в этом отношении стал кризис 2008 г., когда частные пенсионные фонды США показали отрицательную доходность на уровне 26%{1459}. Некоторые корпоративные фонды оказались еще в более худшей ситуации. Например, обязательства одной из крупнейших корпораций мира «Дженерал моторс» (GM) перед пенсионерами в 2008 г. более чем в два раза превысили рыночную стоимость самой компании. Если бы не десятки миллиардов долларов государственной помощи, более полумиллиона пенсионеров, имевших корпоративную страховку GM, могли потерять ее полностью[207].