Читать книгу - "Война иными средствами - Дженнифер М. Харрис"

Иранский опыт показал, что новая увлеченность Вашингтона санкциями страдает существенным пороком: зачастую проще наложить санкции, нежели их снять, о чем свидетельствует и ядерное соглашение 2015 года. Наложение и снятие санкций играют позитивную роль в изменении поведения других стран. Так или иначе, нет сомнений в том, что экономические санкции остаются эффективным – и развивающимся – геоэкономическим инструментом Соединенных Штатов.

Подобно санкциям, политика помощи США, как кажется, становится более геоэкономической, даже в условиях заморозки соответствующих бюджетов в 2011–2013 годах в ходе войн администрации с конгрессом и сокращения расходов^[953]. Транш в размере 1 миллиарда долларов, подготовленный Вашингтоном для Египта после мучительно медленных внутренних согласований, едва ли был способен обеспечить адекватную «переходную траекторию» или укрепить американское влияние на Каир – особенно если сравнить этот транш с планом помощи Египту от стран Персидского залива, которые были готовы выделить 40 миллиардов долларов в следующие пять лет. Невозможно оценить, гарантируют ли крупные суммы лучшие результаты, но есть весомые основания предполагать справедливость такого мнения. Безработица в Египте выросла за два года после свержения Мубарака; цены на продовольствие взлетели на 50 % с 2010 по 2013 год, а ВВП страны снизился на те же 50 процентов. Иностранные инвестиции сократились с 10 миллионов долларов при Мубараке в 2013 году до 1,5 миллиона долларов. Этого было достаточно, чтобы собрать миллионы подписей под петицией, призывавшей сместить Мурси по экономическим причинам; эта петиция циркулировала по стране за несколько недель до военного переворота. (В петиции, в частности, говорилось: «Бедным у нас по-прежнему нет места, поэтому мы не хотим тебя»^[954].) Степень влияния крупнейших арабских доноров на Каир между тем показывает, пускай доказательства косвенные, что финансовая помощь Египту (причем своевременная) на ранних этапах перехода к стабильности могла бы усилить геополитическое влияние США.

Миллиард долларов, выделенный Соединенными Штатами, – не просто скромная сумма в сравнении с расходами стран Персидского залива на Египет (или, если уж на то пошло, с многомиллиардными пакетами экономической помощи и инвестиций, которые Китай и Россия посулили Египту в 2015 году); она мизерна даже по историческим стандартам США^[955]. Сравнительно недавним исключением из общего отступления Соединенных Штатов от геоэкономики в последние десятилетия видятся 3 миллиарда долларов ежегодной финансовой помощи, обещанной Египту и Израилю в 1979 году в Кэмп-Дэвиде (это соглашение стало важнейшим этапом египетско-израильского примирения, которое, в свою очередь, стало основой американской политики на Ближнем Востоке на три с лишним десятилетия)^[956]. Однако, учитывая нынешний внутриполитический климат Америки и внутренние экономические проблемы, вряд ли стоит ожидать от США такой щедрости и таких стратегических амбиций в ближайшее время.

За рамками неуклонно «худеющих» бюджетов помощи, по мнению экспертов, одной из основных проблем США с точки зрения конвертации долларов помощи в рычаги внешней политики является доверие. Соединенные Штаты обильно инвестировали в такие страны, как Пакистан и Египет. Если забыть о кризисах наподобие военного переворота и последовавшего за этим насилия в Египте летом 2013 года, данные страны вполне отдают себе отчет в том, что их действия, сколь угодно малоприятные для Вашингтона, ни за что (почти ни за что) не приведут к прекращению этой помощи^[957]. Тем не менее некоторые сигналы убеждают, что США готовы рассматривать возможности ужесточения условий выделения помощи и более прямолинейно увязать эти доллары с поддержкой внешнеполитических целей Америки, прежде всего демократических реформ, но не геополитических целей. Государственный секретарь США Джон Керри в ходе визита в Африку в мае 2014 года, когда обсуждались перспективы Демократической Республики Конго, предложил увеличить американскую финансовую поддержку ДРК до 30 миллионов долларов при единственном условии – что президент Жозеф Кабила не станет переизбираться после завершения своего нынешнего, второго срока^[958]. Также, вопреки существенному давлению со стороны египетских официальных лиц и общих союзников, вроде Саудовской Аравии, США отложили предоставление гражданской финансовой помощи Египту почти на год, а некоторых категорий военной помощи – почти на два года вследствие насилия летом 2013 года. При этом давление стран Персидского залива, озабоченность утратой влияния среди развивающихся стран арабского мира и появление «Исламского государства» на Синайском полуострове побудили администрацию США восстановить ежегодную помощь Египту в полном объеме в марте 2015 года (без проведения каких-либо реальных реформ Каиром)^[959]. Но все же у США сохраняются широкие возможности ставить геополитические цели в рамках системы распределения иностранной помощи.

В завершение: никакое измерение внешней политики США не обладает большим геоэкономическим потенциалом, нежели энергетика. Исторический сдвиг в мировом производстве энергии трансформирует геополитический ландшафт. Соединенные Штаты ведут мир в будущее разнообразных и зачастую локализованных источников энергии. Возобновляемые источники, уголь, атом и гидроэнергетика останутся востребованными, зато нас ожидает подлинная революция в сфере нефти и газа. Помимо экономических преимуществ, эта диверсификация поставок устранит со стола те геополитические козыри, которые отдельные поставщики давно пытаются использовать в своих интересах. У США здесь уникальное положение, позволяющее использовать новые геоэкономические (энергетические) инструменты для реализации своих геополитических задач в ближайшее десятилетие и далее. Будучи, возможно, наиболее перспективным направлением развития геоэкономики США, энергетика заслуживает подробного рассмотрения. Мы сделаем это в следующей главе.