Читать книгу - "Трансформация войны - Мартин ван Кревельд"

Читателю остается решить, есть ли смысл в «гибком реагировании», если учесть все, что было сказано об эффективности как ядерных, так и обычных войн в настоящее время. Как бы то ни было, сегодня на содержание обычных вооруженных сил и необходимую им технику уходит около восьмидесяти процентов военного бюджета НАТО и еще большая доля человеческих ресурсов. То же самое можно сказать и о странах — участницах Варшавского договора и таких ядерных державах, как Китай и Индия, каждая из которых тоже содержит армию, исчисляемую миллионами солдат. Казалось бы, можно ожидать, что вооруженные силы, на которые щедро расходуются огромные ресурсы, должны представлять собой устрашающую боевую машину, способную быстро одолеть любого противника. Однако это весьма далеко от истины. Невзирая на бессчетные миллиарды, израсходованные и все еще расходуемые на них, военные организации главных держав, предназначенные для ведения обычных войн, едва ли вообще могут быть полезными в условиях наиболее распространенной формы современной войны.

Следующие факты свидетельствуют в пользу справедливости этого утверждения. После 1945 г. во всем мире произошло около 160 вооруженных конфликтов, а если считать такие внутренние конфликты, как, например, столкновение французов с корсиканскими сепаратистами, а также испанцев с баскскими сепаратистами, то даже больше. Примерно три четверти относятся к числу так называемых «конфликтов низкой интенсивности»[6](термин впервые возник в 1980-х гг., но относится и ко многим прежним войнам). Основные характеристики конфликтов низкой интенсивности таковы. Во-первых, они, как правило, разгораются в «менее развитых частях» мира; маломасштабные вооруженные столкновения, которые все же имеют место в «развитых» странах, обычно проходят под другими названиями — «терроризм», «полицейская работа» или, если речь идет о Северной Ирландии, — «волнения». Во-вторых, очень редко в таких конфликтах с обеих сторон принимает участие регулярная армия, хотя часто содержание конфликта состоит именно в том, что регулярные войска, с одной стороны, борются с партизанами, террористами и даже гражданским населением, включая женщин и детей — с другой. В-третьих, в большинстве конфликтов низкой интенсивности в первую очередь задействовано отнюдь не высокотехнологичное оружие, обслуживаемое группой людей, — радость и гордость всех современных вооруженных сил. Исключенными оказываются самолеты и танки, ракеты и тяжелая артиллерия и множество другой техники, которая настолько сложна, что известна только по аббревиатурам.

Кроме того, будучи численно преобладающими, конфликты низкой интенсивности обычно и более кровавы, чем прочие войны, имевшие место после 1945 г. В 1947–1949 гг. столкновения индусов и мусульман унесли, по оценкам, свыше миллиона человеческих жизней. Известно также, что во время гражданской войны в Нигерии (1966–1969) погибло до трех миллионов человек. Свыше миллиона людей погибли в ходе тридцатилетнего конфликта во Вьетнаме, и еще один миллион жизней унесли столкновения по всей территории Индокитая, включая Камбоджу и Лаос. Вероятно, около миллиона смертей приходится на Алжир, еще один миллион — на Афганистан, где к тому же было еще и пять миллионов беженцев. Конфликты, имевшие место в Центральной и Южной Америке, были не столь масштабными, однако их жертвами стали сотни тысяч людей. Мне осталось упомянуть еще войны, бывшие и все еще идущие на Филиппинах, в Тибете, Таиланде, Шри-Ланке, Курдистане, Судане, Эфиопии, Уганде, Анголе, Западной Сахаре и некоторых других местах. Общее число погибших составляет, по имеющимся оценкам, свыше 20 миллионов человек.

Поскольку в этих конфликтах и войнах страдали в основном сельские жители, не числившиеся ни в одной официальной организации, можно предположить, что приводящиеся цифры далеко не точны. В любом случае они во сто крат превышают число жертв традиционных межгосударственных конфликтов после 1945 г. Из этого правила есть только два исключения: война в Корее, в ходе которой большую часть погибших, вероятно, составляло гражданское население, и восьмилетняя ирано-иракская война. В остальном следующий пример может дать хорошее представление о порядке соответствующих величин. Считается, что в пятнадцатилетней гражданской войне в Ливане с населением приблизительно 2,5 миллиона погибло свыше 100 тысяч человек. Для сравнения: Израиль — страна, получившая заслуженную известность числом и масштабом войн, которые она вела, — в общей сложности за сорокалетнюю историю существования государства потерял убитыми 14 тысяч человек; из них от 2500 до 2000 пали в Октябрьской войне 1973 г., которая в то время была крупнейшим и самым современным из всех межгосударственных конфликтов с применением обычных средств ведения войны, имевших место в мире после 1945 г. Кампании 1956 и 1967 г. стоили 170 и 750 жизней соответственно. Если оценивать их масштаб по приведенным данным, это были просто мелкие стычки, едва ли заслуживающими названия «война». Шесть тысяч (43 %) израильских потерь приходятся на «Войну за независимость» 1948–1949 гг. С точки зрения задействованных сил и применявшейся военной техники эту войну во многом можно считать конфликтом низкой интенсивности.

Если считать, что смысл ведения войн сводится к политике, то конфликты низкой интенсивности с точки зрения политики являются самой важной разновидностью войн, ведшихся после 1945 г. Из нескольких десятков «обычных» конфликтов, имевших место после 1945 г., практически единственным, приведшим к созданию новых границ, был конфликт Израиля с соседними государствами в 1948 г., и даже он закончился не демаркацией государственной границы, а установлением линии прекращения огня. В тот же период конфликты низкой интенсивности, число которых было в три раза больше, имели огромные последствия. Во многих странах «третьего мира», от ЮАР до Лаоса, конфликты низкой интенсивности, по всей вероятности, были основным инструментом достижения политических перемен. Колониальные империи, контролировавшие приблизительно половину земного шара, потерпели поражение без единой межгосударственной войны с применением обычного вида оружия только посредством конфликтов низкой интенсивности, известных как «национально-освободительные войны». По ходу дела некоторым сильнейшим военным державам пришлось пережить унижение, которое положило конец самому понятию превосходства, изначально присущему представителям белой расы.

Вероятно, о политической значимости конфликтов «низкой интенсивности» лучше всего свидетельствует то, что их результаты, в отличие от результатов традиционных войн, как правило, признавались международным сообществом. Зачастую их признание происходило даже до, а не после победы какой-то стороны в конфликте, что проливает неожиданный свет на взаимодействие права и силы в современном мире. С этой точки зрения — «по плодам их узнаете их» — сам термин «конфликт низкой интенсивности» дает неверное представление о своей сущности. То же можно сказать и о терминах, близких по семантике первому, таких, как «терроризм», «повстанческое движение», «локальный конфликт», а также «партизанская война». По правде говоря, то, с чем мы здесь имеем дело, не является ни войной низкой интенсивности, ни какой-то «ненастоящей» войной. Это скорее «warre» в простейшем, гоббсовском смысле, наиболее важная форма вооруженного конфликта в наше время.