Читать книгу - "Украинский вопрос и политика идентичности - Алексей Ильич Миллер"

том числе даже русские деятели, видели теперь силу, способную остановить продвижение большевиков на юг.

Пересказать перипетии событий на Украине в 1917–1920 гг. в рамках этой статьи невозможно. Достаточно отметить, что власть в Киеве за это время 14 раз переходила из рук в руки. Режим Центральной Рады сменился гетманством Скоропадского, затем Директорией Петлюры. На востоке, с центром в Харькове, в это время существует Советская республика, а в Галиции – отдельная Западно-Украинская Народная Республика.

Петлюра, потерпев поражение, перешел на сторону поляков, а галицкие украинские части, проиграв в марте 1919 г. полякам битву за Львов, присоединились к Деникину[1097]. Красная армия добивала Врангеля в союзе с армией Махно, в основном состоявшей из украинских крестьян. Так в 1919–1920 гг. разные военные формирования украинцев оказались на стороне Польши, белых, большевиков, что прекрасно иллюстрирует, насколько причудливыми были расколы и союзы, возникавшие на почве переплетения различных национальных и социальных ориентаций.

За неполные семь лет с начала Первой мировой до конца советско-польской войны миллионы людей на Украине стали объектом украинской, немецкой, австрийской, польской, французской, российской, большевистской пропаганды, обращавшейся к ним как к украинцам. Им обещали землю в независимой Украине, порядок и защиту от большевизма в независимой Украине, светлое коммунистическое будущее в Советской Украине и т. д. Эти люди служили в разнообразных украинских частях, сидели в украинских лагерях для военнопленных. Когда историки говорят о том, что XIX век кончился в 1914 г., они имеют в виду и взрывное распространение в эти годы идей национализма и националистических механизмов идентификации.

Две украинские идентичности

Современная оппозиция «западноукраинской» и «восточноукраинской» идентичности сформировалась главным образом в XX в., прежде всего под влиянием опыта межвоенного периода. Описание этой оппозиции как отражающей разницу между Западной Украиной – наследницей более толерантной, демократической и либеральной традиции Австро-Венгрии – и надднепрянской Украиной – жертвой авторитарной традиции и русификаторской политики империи Романовых – представляет собой ошибку или сознательную манипуляцию. Во-первых, то, что сегодня называется Западной Украиной на современных электоральных картах, состоит не только из бывших австрийских владений. Сюда входит и Волынь, которая никогда под властью Габсбургов не была. Во-вторых, не все бывшие австрийские владения голосуют и вообще ведут себя по модели Галичины. Закарпатье с Ужгородом, Буковина с центром в Черновцах были частью Австро-Венгрии, но в своем политическом поведении они отличаются от Галиции: на советском мартовском референдуме 1991 г. против сохранения Союза в «ядре» Западной Украины, то есть во Львовской, Тернопольской и Ивано-Франковской областях, голосовало 76–80 %, в Волынской и Ровенской областях – 43, в Закарпатской и Черновицкой – 36, в Киеве – 53, в Хмельницкой, Житомирской и Винницкой областях – 18–21 %. Между тем Восточная Галиция и Волынь вместе входили в состав межвоенной Польши, а Закарпатье и Буковина – нет. Таким образом, именно сочетание наследия габсбургской эпохи с опытом межвоенной Польши дает тот «идеалтипический» феномен западноукраинского национализма, который мы видим в Львовской, Тернопольской и Ивано-Франковской областях.

Опыт пребывания во II Речи Посполитой был принципиально важен для формирования этого типа национализма. Польско-украинские отношения в межвоенный период были довольно напряженными. Остро стоял вопрос о «национальной собственности» на Восточную Галицию с центром во Львове. В связи с активной польской колонизацией все более обострялась борьба за землю на Волыни. Сторонники компромисса были как с польской, так и с украинской стороны. Однако с украинской стороны это предполагало серьезные уступки, в частности, признание не только Западной, но и Восточной Галиции неотъемлемой частью Польши. (Поляки настаивали на официальном названии этих земель «Восточная Малопольша».) Непримиримые националисты нередко прибегали к террору, причем не только против поляков, но и против своих «отступников». В конце 1920-х годов возникла Организация украинских националистов (ОУН), которая считала насилие легитимным способом политической борьбы и еще до войны осуществила сотни актов саботажа и диверсий, а также по крайней мере шесть десятков политических убийств. Членами организации (максимальная численность – около 20 000) были в основном молодые люди, гимназисты и студенты. ОУН во многом сформировала этос молодого поколения межвоенного периода, в котором отчаянная готовность к самопожертвованию во имя нации сочеталась с такой же жестокостью к тем, кто мешал ее воплощению действием или самим своим присутствием на «украинской национальной территории».

В то же время даже в 30-е годы, когда авторитарные тенденции в польской политической жизни усилились, у украинцев оставалось много легальных возможностей для деятельности национальных организаций. Важные навыки национальной мобилизации в легальной сфере были накоплены украинскими активистами еще в Австро-Венгрии. В России думского периода украинские активисты старались наверстать отставание в этом плане. Именно в межвоенный период пути Востока и Запада в этом аспекте разошлись кардинально. Советская социальность никак не была похожа на ту школу именно национальной самоорганизации, в том числе в легальной сфере, которую западноукраинцы получили в межвоенной Польше.

Межвоенный период стал в Восточной Европе временем перехода к всеобщему школьному образованию. Школа – мощнейший механизм массовой индоктринации, причем опыт первого грамотного поколения оказывается особенно важен, потому что с грамотностью общество приобретает новые каналы межпоколенческой трансляции мифов и идентификационных установок. В Польше работали украинские школы. Важной составляющей идеологической индоктринации в этих школах были антисоветские и антирусские настроения, что вполне соответствовало идеологической ориентации польской государственной власти. Здесь в общественной жизни были активны ветераны петлюровских войск, совсем недавно сражавшиеся и с белыми, и с красными русскими.

Широко распространен в западноукраинской среде был антисемитизм, который отчасти был связан с антисоветизмом (образ «жидокоммуны»), отчасти питался общим для значительной части и поляков, и украинцев того времени взглядом на евреев как на капиталистических эксплуататоров.

В этих условиях и формируется часто радикальный в методах борьбы этнический украинский национализм, для которого и поляки, и евреи, и русские были не просто «иные», но «чужие», часто – враги. Распространенное здесь в габсбургский период русофильство сильно пострадало уже в ходе Первой мировой войны, а теперь еще больше маргинализуется.

В начале Второй мировой войны украинские националисты в Галичине были готовы к союзу с гитлеровской Германией. Но очень скоро они поняли, что в отличие от времен Первой мировой войны немцы теперь не готовы обсуждать перспективу создания, пусть даже зависимого от Рейха, украинского государства. Фактически в ходе войны националисты Западной Украины воюют против всех – против Советов, против поляков, против евреев и даже против немцев. Понимание того, что победа невозможна и союзника-патрона, на которого следовало бы оглядываться, нет, подталкивает к самым радикальным действиям. Во время большой войны имперских армий идет еще местная война, в которой землю, которую