Читать книгу - "Россия. Сталин. Сталинград. Великая Победа и великое поражение - Владимир Бушин"

По поводу катастрофы в мае 1942 года при наступлении на Харьков критик пишет: «Отмахнувшись от предупреждений «пессимиста» Шапошникова, вождь явно потакает авантюре Тимошенко, а тот уже и вовсе краю не знает в бешеном взнуздывании (? Взнуздать ― надеть узду для сдерживания лошади. ― 6.6.) наступающих…». А Сталин, как пишет Анфиногенов, занялся «взвинчиванием темпа наступления до бесконечности». Это как ― до бесконечности? До второй космической скорости?

Странно, а почему не упомянут член Военного совета Хрущев? Он не имел отношения к бешеному взнуздыванию и взвинчиванию до бесконечности? Оказывается, самое прямое, но автору уж очень не хочется его упоминать как участника «авантюры»: у него же такая заслуга перед прогрессом и демократией ― он учинил «разоблачение культа личности» владыки!

О том, как в действительности дело было с «авантюрой», довольно обстоятельно рассказано на страницах этой книги, где речь идет о Микоянах, повторяться нет нужды. Напомню лишь, что Тимошенко, Хрущев и Баграмян предлагали Ставке на всем фронте своего Юго-Западного стратегического направления в 1073 километра весной ― летом предпринять решительное наступление с прорывом на глубину до 600 километров. Но для этого требовалось еще свыше тридцати стрелковых дивизий и изрядное количество боевой техники. По воспоминаниям Баграмяна, Сталин сказал то же, что до него― Шапошников: «У нас не так уж густо с резервами. Мы не в состоянии удовлетворить вашу просьбу. Поэтому ваше предложение не может быть принято» (Великого народа сыновья. М., 1984. С. 187). И предложил на следующий день представить план по освобождению только Харькова силами только направления. Это потакание авантюре?

Был составлен новый план, но он тоже требовал выделения Ставкой крупных резервов, и тоже был отвергнут. Это потакание? «После напряженного труда, ― пишет Баграмян, ― родился третий вариант плана Харьковской операции. 30 марта в нашем присутствии он был рассмотрен И.В.Сталиным с участием Б.М.Шапошникова (того самого «пессимиста».― 6.6.) и А.М.Василевского и получил одобрение» (Там же, с.188). Теперь план предусматривал прорыв на глубину лишь 40―45 километров. От 600 до 45 ― вот такое потакание авантюре.

То, что Турков пишет об отношении Сталина к Шапошникову, заслуживает особого внимания: «Он испытал все «приливы любви и отливы»: то жаловавшегося (словцо-то, прости Господи! ― 6.6.) маршальской звездой и назначавшегося начальником Генштаба, то гневливо смещаемого и понижаемого». Вот таким языком написана вся статья, да и всю жизнь Турков пишет так: жаловавшийся звездой…

Вот, говорит, терзали человека приливы и отливы любви… Пламенный почитатель Яковлева, видимо, не знает, что бывший полковник царской армии Шапошников еще до маршальской звезды долгие годы занимал важнейшие должности в армии ― командовал Ленинградским, Московским, Приволжским, опять Ленинградским военными округами, будучи к тому же еще и беспартийным, и начальником Штаба РККА, как тогда назывался будущий Генштаб, был назначен тоже беспартийным. На XVI съезде партии и речь держал от имени беспартийных командиров Красной Армии.

Известно, с каким уважением Сталин относился к Шапошникову. В отличие от нынешних отцов отечества, Сталин, кроме узкого круга старых товарищей по партии, со всеми был «на вы» и ко всем обращался по фамилии, а Бориса Михайловича всегда величал по имени-отчеству.

И когда это Шапошников был «гневливо смещаемый и понижаемый»? Вы с Анфиногеновым за всю жизнь не шибко обременяли себя служебными должностями, больше пробавлялись членством в редсоветах да редколлегиях, сочиняли бесспорные книги о Чехове да Салтыкове-Щедрине, и так дожил один даже до какого-то академика. Видимо, поэтому всякое служебное перемещение представляется вам непременно ужасной и непременно «гневливой» несправедливостью.

Да, в службе Шапошникова было немало перемещений. Но вот, допустим, после Ленинградского военного округа ― Московский. Это понижение? А потом ― Генштаб. Это что? После Генштаба ― Приволжский округ. Вроде бы «понижение». Но, судя по всему, такова была необходимость для усиления этою округа. Вам с Анфиногеновым такие мысли в голову не приходят? В жизни вообще, а в армии особенно бывают решения необходимые, не считающиеся с личными чувствами. Это понимают даже те, кто в армии не служил.

Да, после Финской войны в августе 1940 года на посту начальника Генштаба Шапошникова сменил Мерецков. И как же не понять: было ясно, что надвигается война, а начальнику Генштаба без малого шестьдесят годков, пенсионный возраст, к тому же не отличается крепостью здоровья, частенько болеет. Упоминавшийся генерал-полковник Франц Галь- дер, занимавший в вермахте аналогичный пост, был все-таки на два года помоложе да, видно, и покрепче здоровьем, коли дожил до 88 лет, а Шапошников ― всего лишь 63 года. Естественно было подумать, выдержит ли он предстоящее напряжение? А хорошо показавший себя на Финской войне Мерецков был на пятнадцать лет моложе. Это не пустяк. Но имелись и другие соображения.

И вот как маршал Василевский, долгие годы работавший в Генштабе под руководством Шапошникова и хорошо знавший его, писал об этом со слов самого Бориса Михайловича: «Как он рассказывал, И.В.Сталин, специально пригласивший его для этого случая, вел разговор в очень любезной и уважительной форме. После советско-финского конфликта, сказал он, мы переместили Ворошилова и назначили наркомом Тимошенко… Всем понятно, что нарком и начальник Генштаба трудятся сообща и вместе руководят Вооруженными силами. Нас не поймут, если мы ограничимся одним народным комиссаром. Мир должен знать, что уроки конфликта с Финляндией полностью учтены. Это важно для того, чтобы произвести на наших врагов должное впечатление… А каково ваше мнение?

Борис Михайлович ответил, что готов служить на любом посту» (Дело всей жизни. М.,1973. С.107). Без особого труда пережил «гневливое смещение».

В июле 1941 года Шапошников вновь был назначен начальником Генштаба вместо Жукова. Тут уж было не до возраста и не до здоровья. Пора была отчаянная, немец пер на Москву, надо было любой ценой спасать родину. И на этом посту в самые тяжкие дни и ночи он простоял почти год. А ему до сих пор и памятника нет. Зато воздвигли памятники Колчаку и Окуджаве, скоро поставят Чубайсу и Новодворской…

А в мае 1942 года Шапошников передал бразды правления Генштабом своему талантливому ученику генералу Василевскому, но при этом остался заместителем Народного комиссара обороны, т. е. самого Сталина. Какое понижение! ― вопиет Турков, никогда в жизни не понижавшийся, а только восходивший все выше и выше вплоть до статуса президентского пенсионера…

Еще критик похваливает Шапошникова как человека, который «рисковал высказывать мнения «вразрез» с «высочайшей волей». Вот диво: написал книгу о великом сатирике Салтыкове-Щедрине, а не понимает, что так любимые им кавычки ― самое убогое средство иронии или сарказма. Думает, что коли написал «высочайшая воля», «пессимист» Шапошников, «вразрез» и т. п., то уж точно пригвоздил кого-то. Хоть раз Щедрин прибегал к этому средству? И в своем увлечении порой доходит до бессмыслицы: ведь хочет сказать, что Шапошников высказывался действительно вразрез мнению Сталина, но берет это слово в кавычки, и оно уже неизвестно что означает.