Читать книгу - "Исповедь единоросса. Как я проиграл выборы - Валерий Федотов"

Я член партии «единая Россия». Уже два с половиной года обладаю членским билетом в виде модной пластиковой карты, год – скромным «портфелем» руководителя Василеостровского райисполкома.

Я из тех, кто посвящен в тайну: в современной России нет политических партий. Есть механизмы принятия решений и их легитимизации. Они не ускоряют нашего движения к демократии, не укрепляют государственную власть.

К выборному сезону 2011 года партийная работа лишила меня остатков политической невинности и погрузила в действительность. На самом деле труд был непыльным и не слишком обременительным. Позже, рассказывая о себе на дворовых встречах, я называл свою должность «технической и ни разу не политической». Это правда, а не скромность. По-настоящему активных 18 районных (местных) отделений партии создали бы такую внутривидовую политическую атмосферу, что на борьбу с внешними конкурентами (другими партиями) не осталось бы ни сил, ни средств.

Кстати, вопреки расхожим мнениям о «несметных богатствах партии» и «финансировании из нефтяной трубы», до местной парторганизации докатывалась зарплата руководителям исполкома в размере 5,5 тыс. руб., помощникам – 3,5 тыс. руб. за вычетом налогов. В итоге практика сбора подаяния (не путать с данью) на обеспечение малых партийных нужд (например, бумага для принтера) становится нормой жизни. Не верите – спросите у любого специалиста местного отделения «ЕР», сладко ли ему живется.

Так вот во время этой работы я экспериментальным путем установил, что «многочисленные члены „ЕР“» – рекламный трюк, миф, в который давно (и окончательно) поверили сами создатели. Я люто возненавидел митинги. Именно исполкомам было вменено в обязанность собирать народ «в соответствии с нарезанной квотой». И это были наши проблемы, кем заполнять выделенный квадрат на Сенной площади, у БКЗ и на Невском проспекте.

«ЕР» никогда не занималась рекрутингом добровольцев. Вместо этого она вела учет новых членов – люди на самом деле приходили в партию косяками. И уходили тоже толпой, потому что способа интеграции новых членов в партийный механизм не существовало. Все занимались текучкой – отчет о проделанной работе со времен КПСС являлся (и является) единственным средством двухсторонней связи между центром и регионом. Мы заполняли бесконечные таблицы, пока оппозиция заполняла свободный эфир.

Мысли о чужой публичности не давали мне покоя. Тот, кто хоть раз попробовал выступить на митинге и получить одобрительный шум толпы, подсаживается на иглу публичного признания как наркоман. Ты выходишь к микрофону, бледнеешь, напрочь забываешь свой блестящий текст, лепечешь ерунду, злишься ужасно после, вспоминая, каким бараном ты был, – и уже хочется обратно, на сцену, под свет рамп и взгляды тысячи глаз.

Руководителей исполкомов частыми выступлениями не баловали. То есть я был одним из немногих своих восемнадцати коллег, который жаждал публичного общения, не боялся толпы и делал все, чтобы научиться ее вдохновлять и правильно мотивировать. Единороссы – они ведь «не говорят, а делают».

Однако вернусь к депутатству. По сравнению с исполкомовской «нирваной» избраннику народа пришлось бы расстаться с относительной свободой суждений, работать больше, голосовать по решению партийной фракции, да еще и позитивно оценивать все шаги непосредственного (и посредственного в том числе) руководства. В общем, удовольствие на любителя.

Мне же захотелось стать политическим профессионалом. Я мнил себя стратегом – начать с малого, сбить стаю из числа тех, кому смог помочь во время депутатства, набрать нужную высоту и вес и плавно перейти в область собственной субъектности. Ибо быть объектом мне уже сильно поднадоело. Я об этом даже написал статью.

...