Читать книгу - "Криминалистика: теоретический курс - Айгуль Фаатовна Халиуллина"

Умозрительность или явная неправдоподобность версии также может стать причиной невозможности ее проверки. Так, невозможно подтвердить версию о совершении преступления, например, «инопланетянами» или причинении вреда здоровью в результате действия «потусторонних» сил. Такие версии могут быть только опровергнуты, в частности, путем подтверждения альтернативной реальной версии, выдвинутой по тому же логическому основанию.

В практике, тем не менее, иногда встречаются случаи, когда, казалось бы, совершенно неправдоподобная версия, на первый взгляд противоречащая фактам, оказывалась истинной. Поэтому при построении версий нельзя делать поспешных выводов о нереальности того или иного объяснения имеющимся фактическим данным, которые в принципе могут быть интерпретированы неоднозначно. Достаточно поучительным в этом отношении является следующий пример из практики. Рано утром на пустыре был обнаружен труп женщины с обширными повреждениями брюшной полости. Одежда на трупе оказалась сильно изорванной. Рядом с трупом находилась собака, принадлежавшая, как выяснилось позже, потерпевшей. Прибывшим на место происшествия сотрудникам полиции пришлось собаку застрелить, так как та не подпускала посторонних к трупу своей хозяйки. Характер повреждений, не совместимых с жизнью, поначалу не вызывал сомнений в том, что имело место убийство. Эта версия и стала руководящей версией, определившей направления расследования и поиск преступника. Лишь после проведения судебно-медицинской экспертизы, установившей, что причиной смерти женщины явился сердечный приступ, расследование было направлено на установление обстоятельств смерти.

На основе анализа обнаруженных на месте происшествия следов была выдвинута версия о том, что повреждения на теле жертвы были вызваны действиями собаки, которая пыталась зубами тащить к дому скончавшуюся во время прогулки хозяйку. При проверке эта версия подтвердилась.[607]

Нереальными следует признавать также версии, которые противоречат однозначно установленным в процессе расследования уголовного дела фактам и доказательствам, не допускающим альтернативного их толкования, а также общеизвестным фактам.

Впрочем, как нереальные не должны строиться и версии о фактах, которые можно наблюдать непосредственно. Правильно было замечено, что «возможность непосредственного восприятия таких фактов исключает необходимость строить версии относительно их объективного существования».[608]

Помимо требования реальности, версии должны отвечать также требованию обоснованности. Из фундаментального закона логического мышления — закона достаточного основания следует, что любая версия, выраженная в форме суждения, должна иметь основание.[609] В криминалистическом учении о версии различают фактические и логические основания выдвижения версий. Фактическими основаниями версий называют, прежде всего, те фактические данные, которые обнаруживаются в ходе расследования уголовного дела и которыми располагает следователь (суд, оперативный работник и т. д.). К ним относятся не только обнаруженные доказательства, но и материалы из оперативных источников. Например, сведения, полученные от очевидцев преступления при их опросе, данные негласного наблюдения, результаты оперативного эксперимента и т. д. Некоторыми учеными, в частности, С. А.Голунским, признавалась возможность строить следственные версии даже на основании слухов.[610] Критикуя автора, А. М.Ларин полагал, что «неизвестность первоисточника препятствует использованию сведений из анонимных сообщений и слухов в качестве оснований для версий».[611] Между тем, оценивая эти две крайние точки зрения, не следует забывать, что версия — это только предположительное знание, её роль в расследовании велика, но не является определяющей в доказывании обстоятельств исследуемого события. Как справедливо заметил С. А.Величкин, «версия не может служить основанием для формулирования окончательных выводов о событии преступления и обстоятельствах, его образующих, поскольку, представляя собой предположительное знание, версия в обязательном порядке должна быть проверена».[612]

Версия — это лишь логический ориентир для поиска доказательств, не более того. Поэтому нет никаких оснований ограничивать субъекта процессуального познания в использовании любые логических форм и средств достижения целей. Выдвижение версий в процессе расследования предполагает множество допущений, не имеющих под собой на первый взгляд каких-либо конкретных фактических оснований. Те же типичные версии рекомендуется выдвигать при отсутствии или дефиците фактического материала. Контрверсии чаще всего также не имеют в своей основе каких бы то ни было фактических данных, являясь, тем не менее, важнейшим логическим инструментом, обеспечивающим и полноту, и всесторонность, и объективность исследования отдельных обстоятельств преступления. Тем не менее, и типичные версии и контрверсии не следует считать вовсе не имеющими фактических оснований. Для первых, например, таковым служит опыт расследования аналогичных уголовных дел. Для вторых — те же фактические данные, на которых была построена конкретная версия, отрицаемая контрверсией. С той лишь разницей, что в контрверсии эти фактические данные ставятся под сомнение как однозначно не подтвержденные, а сама контрверсия служит единственной цели — предотвратить односторонность расследования.

Вопрос о возможности конструировать версии на основе интуиции, и руководствоваться интуитивной догадкой в своей работе по расследованию дела, также считается спорным. А. М.Ларин, в частности, писал по этому поводу:

«В силу своей безотчетности интуитивные выводы сами по себе являются не более чем догадками. Они не могут быть признаны гипотезами или версиями, ибо и гипотезы, и версии содержат в качестве оснований прочно удерживаемые сознанием объективные данные». И далее: «… безотчётность интуитивных догадок исключает возможность признания их версиями».[613] (выделено мною — АЭ).

Автор, тем не менее, вполне допускал превращение догадки в версию, для чего считал необходимым выяснить посредством логического анализа её объективные основания.[614] Вряд ли, однако, целесообразно так усложнять процедуру версионной реконструкции исследуемых обстоятельств, требуя для признания возникшей догадки версией некоего логического анализа её «объективных оснований». На то она и догадка, чтобы основываться на интуиции, формирующейся по мере приобретения каждым человеком жизненного, в том числе профессионального опыта. Этот опыт и становится основой любой догадки, которая, кстати, не отрицается даже как средство научного познания. Более того, догадка часто даже ассоциируется с гипотезой. Будучи вероятным, предположительным знанием, пишут, например, Баженов Л. Б. и Пятницын Б. Н., «гипотеза в широком смысле — это то, что может быть названо главным моментом эвристического рассуждения, догадкой».[615] Роль догадки как разновидности гипотезы тем более не стоит отрицать в познавательной деятельности следователя и других субъектов процессуального познания.

Логическими основаниями версий выступают те обстоятельства, факты, события или их признаки, по поводу которых строятся предположения. Например, логическим основанием версии о краже является характер имевшего место события, версии о совершении преступления с использованием огнестрельного оружия — орудие преступления, а версии о совершении преступления г-ном А. — личность преступника.

Чтобы выполнять функцию логического инструмента криминалистического познания, построение версий должно подчиняться определённым логическим правилам, соблюдение которых обеспечивает полноту,