Читать книгу - "Госпожа Медвежьего угла - Светлана Богдановна Шёпот"

Валя вернулась в реальность из своих мечтаний. Пятьдесят серебряных монет для простых жителей были неподъемными деньгами. Но Валентина была уверена, что в той же столице такой объем можно было продать в несколько раз дороже.

– Хорошо, – согласилась она. Бервин выглядел удивленным. Впрочем, это выражение быстро исчезло из его глаз. – Но у меня будет просьба, – добавила она.

Взгляд мужчины сразу стал подозрительным.

– Какая? – спросил он.

– Не говорите никому о том, что я купила у вас мед, – попросила она.

Все дело в безопасности. Одно дело покупать всякие травы и корешки за пять медных монет, совсем другое – мед. Из-за пары серебряных монет мало кто решится на грабеж или убийство, а вот полсотни – это уже другой разговор. Кто-нибудь вполне мог соблазниться на дурное.

Настороженность в глазах Бервина поубавилась, правда, не исчезла полностью. Теперь становилось понятно, почему изначально он был так сильно напряжен.

– Ты тоже молчи, – попросил он.

Валентина кивнула, а потом кое о чем вспомнила.

– А воск? Вы его забрали?

Пчелиный воск, как и мед, был весьма ценным товаром. Свечи из него могли позволить себе исключительно богатые аристократы и священники – да и те зажигали их только по праздникам. Простые люди пользовались либо топленым жиром, либо земляным маслом. И то и другое было вонючим и сильно коптило, из-за чего потолок и стены в домах со временем становились черными.

Вспомнив о свечах, Валя вспомнила, что в доме Рожера была именно восковая. Это говорило о богатстве кузнеца. Сама она была привычной именно к восковым свечам, поэтому сразу и не обратила внимания на эту весьма примечательную деталь.

– Хочешь купить и его? – спросил Бервин, вырывая Валентину из размышлений.

Она кивнула. Тогда мужчина достал из корзины что-то вроде горшка небольшого размера.

– Три горсти, – пояснил он.

Триста грамм значит.

– И почем? – деловито уточнила Валя.

Из трехсот грамм она могла сделать примерно десять тонких свечей, которые можно было продать за хорошую цену. Или подарить. Священникам. В благодарность за их заботу.

– Пятнадцать серебряных за все три горсти.

Валентина мысленно прикинула цену и поняла, что воск стоил в два раза дороже, чем мед. В этом была логика, учитывая, что воск еще более редкий продукт.

– По рукам, – согласилась она, не торгуясь.

После того как продажа была завершена, Валентина решила завязать разговор о будущем сотрудничестве.

– В лесу еще мед остался? – спросила она.

– Есть, но много принести не могу. Сейчас осень, я оставляю большую часть пчелам, иначе им нечем будет питаться зимой.

Валя кивнула, соглашаясь с таким решением.

– В любом случае, приносите мне все, что у вас будет, – попросила она.

Бервин кивнул и открыл дверь. Он собирался выйти из дома, но остановился, едва не столкнувшись с человеком, который явно пытался, наоборот, войти.

Женщина, испугавшись внезапно открывшейся двери, сделала шаг назад. Ее нога немедленно соскользнула со ступеньки.

– Ах!

Бервин действовал крайне быстро – кинувшись вперед, он схватил тонкую руку и дернул женщину на себя. Та только и могла, что вжаться в широкую грудь носом, хватаясь от испуга за чужие плечи.

– Осторожней, – глухо пробормотал Бервин.

Валентина с интересом наблюдала за происходящим, не торопя события.

В конце концов, женщина, осознав свое положение, торопливо отстранилась.

– Извините, – повинилась она и стыдливо опустила голову.

– Все в порядке, – прогудел Бервин, а затем обошел женщину и торопливо отправился прочь.

Валя с интересом взглянула на этот побег и перевела взгляд на женщину.

– Что-то случилось?

Пришедшая от ее вопроса встрепенулась.

– Да, мы с Гвендолиной закончили с сегодняшними сборами, – отчиталась Виена.

Да, это была именно она.

Глава 101

– Десять лет, – прошептала в который раз за час молодая девушка, глядя отстраненным взглядом в сторону.

Ее соседка, чуть постарше, услышав ее шепот, тяжело вздохнула и покачала головой.

– Не думай об этом, Келина, – посоветовала она, смирившись с судьбой. – Мы ведь живы, не так ли?

Стоило ей задать этот вопрос, как младшая девушка резко повернулась. В мутном взгляде любой мог прочесть ненависть.

– Живы? – с усмешкой спросила она. – Это ты называешь жизнью? Через десять лет мы обе будем старухами! Кому мы будем нужны?

Ралин понимала негодование сестры. Она и сама была весьма зла на обстоятельства, в результате которых они обе оказались осуждены. В конце концов, и она, и ее сестра просто хотели, чтобы справедливость восторжествовала.

Но в результате Келина едва не ослепла, их осудили, отобрали имущество и выгнали из родного дома, отправив прислуживать старым монахиням, которые веками не высовывали нос из своего монастыря. Кому подобное могло понравиться?

Конечно, поначалу они были весьма напуганы, но после, когда первый страх прошел, им стало понятно, как несправедливо с ними обошлись.

Сейчас они обе находились в самом расцвете лет, а что с их телами станет через десять лет? Нет, это «легкое», как утверждали многие, наказание было направлено только на то, чтобы полностью погубить их.

– Мы что-нибудь придумаем, – неуверенно предположила Ралин.

– Что тут можно придумать? – Келина презрительно посмотрела на сестру.

После неудачного инцидента с маслом ее глаза стали видеть гораздо хуже. Из-за этого Келина ненавидела других людей. Особенно ее бесила сестра. Почему именно Келина должна была пострадать? Почему это не случилось с Ралин?

– Можно попробовать сбежать, – тихим голосом предложила Ралин, с опаской поглядывая на их сопровождающих.

Сейчас они обе сидели на полуразвалившейся телеге, которую тянула дряхлая кляча. Кроме них в столицу конвоировали еще несколько человек. Насколько обе девушки знали, их мать отвезли в столицу немного раньше. Отца так никто и не видел. Они обе надеялись, что тот отомстит за их семью одной мерзавке, которая явно заслуживала худшего наказания за то, что она сотворила.

Как девушкам, им позволяли ехать в телеге по два часа в день. Остальное время они были вынуждены идти пешком вместе с остальными осужденными.

– Сначала будем слушать их во всем, – продолжила шептать Ралин. – Будем хорошими. А потом, когда они перестанут смотреть в нашу сторону – сбежим.