Читать книгу - "Алексей Щусев. Архитектор № 1 - Александр Анатольевич Васькин"

времени имели все меньше общего с тем, что я признавал „своим стилем“. Подобный уход от собственных начал проявлялся не в одних лишь суперразмерах моих проектов. В них не оставалось ничего от некогда столь приятного мне дорического стиля, они стали искусством времени упадка в чистом виде. Неисчерпаемое богатство средств, предоставленных в мое распоряжение, но также и гитлеровская установка на парадность вывели меня на дорогу к стилю, который скорее имел своим прообразом роскошные дворцы восточных деспотов».

Не будем забывать, что, в отличие от советских коллег, у Шпеера было немало времени, чтобы критически переосмыслить все свое творчество в течение двадцати лет, проведенных в тюрьме по приговору Нюрнбергского трибунала. И кажется, что писавший эти строки заключенный тюрьмы Шпандау гораздо раньше осознал и выразил все то, о чем у нас стали говорить гораздо позже, когда и Советского Союза не стало.

Однако вопрос остается актуальным и сегодня: готов ли художник поступиться принципами ради удовлетворения требований того, кто платит, и где граница этого отступления находится? В случае с проектами высотных зданий мы можем утверждать, что процесс «прогибания» зашел здесь довольно далеко.

Помимо психологических факторов, оказывавших негативное влияние на процесс проектирования, был и еще один — отсутствие главного ориентира для высотных зданий, коим являлся Дворец Советов. Ведь задание, данное партией и правительством, четко обуславливало необходимость соответствия архитектуры высоток и архитектуры дворца. Высотники могли лишь предполагать и догадываться о степени туманности перспектив строительства Дворца Советов. И это также не способствовало творческим удачам, а приводило даже к драмам.

К примеру, автора высотки университета на Воробьевых горах — Бориса Иофана отстранили от его же проекта на самом заключительном этапе, передав всю работу коллеге Льву Рудневу. А архитектор Каро Алабян поплатился за свою откровенность — на совещании у Берии он как-то высказал мнение о неэкономичности будущих проектов высоток. И вскоре его отправили на второразрядную должность районного архитектора в Москве.

Первоначально было заложено восемь высоток, но, кроме семи хорошо нам известных, одна так и осталась на бумаге — небоскреб в Зарядье, предназначенный для МГБ. Зато место для гостиницы «Ленинградская» Щусев выбрал лично — еще бы, ведь она стояла рядом с Казанским вокзалом. Проект этой высотки пришелся Щусеву по душе, она наиболее всего гармонировала с его «воротами на восток». В дальнейшем, несмотря на то, что авторы «Ленинградской» — среди которых был Леонид Поляков — получили лишь Сталинскую премию 2-й степени, их проект заслужил высокую оценку и упоминался в газетах до 1953 года как одно из самых значительных произведений советской архитектуры, в котором «отразились поиски путей развития современной архитектуры на основе традиций старорусского, московского зодчества». С этим нельзя не согласиться, даже с высоты сегодняшнего дня.

Чувствуется, что появление именно такого здания на Каланчевке имеет свои глубокие причины. Стиль Полякова близок творческой манере Щусева. В «Ленинградской» прослеживается влияние архитектуры башен Кремля, Сухаревой башни и других высотных построек старой Москвы. В наружном и особенно сильно во внутреннем декоре использованы мотивы национальной архитектуры — стилизованные элементы русского барокко, тематический рельеф со святым Георгием Победоносцем в парадном вестибюле, декоративная решетка, роскошная люстра-паникадило.

Щусев же работал над проектом высотной гостиницы в Дорогомилове. Учитывая продекларированную Сталиным необходимость восстановления довоенного высотного образа Москвы, он с большой охотой взялся за проект. Его это заинтересовало, не зря же в его проекте Академии наук для Москвы предусмотрена высотная башня.

Однако главный заказчик щусевскую высотку не принял, возможно, по той же причине, что и остальные, оставшиеся за бортом, — оригинальность и вычурность, выбивавшиеся из общего ряда. Тем не менее его высотку отличали «достаточно высокие деловые качества. Монументальность, которая является отличительной чертой многих произведений Щусева, была присуща и этому его проекту. Масштабность здания вкупе с монументальностью его архитектуры послужили источником значительности, зрелости и эпичности созданного архитектурного образа»[304].

О том, как могло бы выглядеть высотное здание по проекту Щусева, рассказывают сегодня архивные документы, среди которых есть и весьма интересные материалы, в частности изображение фасада — «Гостиница „Бородино“ на 1000 номеров и жилой дом на 250 квартир. Фасад со стороны Москва-реки». В центре композиции Щусев (совместно с К. И. Соломоновым и Ю. А. Дульгером) расположил внушительную башню с невысоким шпилем. В верхней части здания нашлось место даже колоннаде и скульптуре[305]. Есть и другие варианты — с привычным «сталинским» шпилем, как на других высотках.

Но вместо щусевской гостиницы «Бородино» в Дорогомилове в 1957 году появилась другая — «Украина», спроектированная, в том числе при участии крупнейшего специалиста по высотному строительству — Вячеслава Олтаржевского, в 1922–1923 годах работавшего помощником Щусева на строительстве Сельскохозяйственной выставки. В конце 1930-х годов Олтаржевского репрессировали, в результате он успел поработать даже архитектором Воркуты, о чем мы писали ранее.

И хотя среди новоиспеченных высотников-лауреатов Сталинских премий фамилии Щусева не было, но он все же мог быть доволен — наградой были отмечены его ученики Посохин и Чечулин, а последний спроектировал даже две высотки (вторая — в Зарядье).

Учитывая, что премированные проекты являлись лишь первыми ласточками и вскоре во многих крупных советских городах должны были появиться свои высотки, такие понятия как эстетика, красота при их будущем проектировании уже не могли быть отправными. Одно дело — единичные экземпляры, другое — массовое строительство, индустрия строительства высотных зданий. Если уже в построенных семи московских высотках многие находят сходство и даже путают их, то можно предположить, насколько похожим был бы внешний вид куда большего числа высотных зданий, так и не возведенных в связи со смертью Сталина. Вот почему для него не имела особого значения оригинальность проекта. Более того, любая претензия на самобытность была даже опасной. И архитекторы, несомненно, это понимали. Тут уж ни о каком полете творческой фантазии говорить не приходится. И в этом также недостаток сталинского высотного строительства. Ведь каждое такое здание должно быть максимально корректно встроено в городской ландшафт, а при индустриальном подходе к проектированию и возведению высоток это требование отходило бы на второй план.

После 1953 года еще недавним триумфаторам пришлось оправдываться за свои высотные художества. Наступил новый акт драмы, для некоторых превратившийся в трагедию. Ударили крепко по Леониду Полякову, отобрав у него по требованию Хрущева Сталинскую премию. Щусеву все это могло бы напомнить устроенную над ним расправу в 1937 году, но ему уже не пришлось этого увидеть, к счастью.

«Все дело во вкусе: это как музыкальный слух!»

У Евгения Лансере есть интересная запись: «Щусев говорит: все дело во вкусе, архит[ектор] без вкуса ничто и т. д. А между тем, что может быть неопределеннее „вкуса“! И кто добросовестно может о себе сказать, я