Читать книгу - "Том 3. Жизнь в смерти - Николай Петрович Храпов"

плотской любви, плотского влечения к Андрею — а это грех, потому что: „Все мне позволительно, но ничто не должно обладать мною“ или тобою, сестра, в данном случае. Вот, поэтому твои молитвы тщетны к Господу. Как же ты молишь Бога, чтобы Он утешил тебя и дал силы забыть Андрея, а сама продолжаешь любить его? Сестра! Тебе нужно глубокое раскаяние пред Христом за то, что ты в Андрюше оскорбила и личность Христа и незаконно посягла на другую личность. Тебе нужно распять плоть свою со страстями и похотями, надо отречься себя, со своими преимуществами. Только тогда, когда твое сердце полностью займет Христос, грех будет бессилен. Андрюша плохо сделал, нечестно, но твоей вины больше».

Екатерина Ивановна продолжала:

— Я хоть и мама твоя, но, будучи христианкой, и в свое время, предупреждала тебя об этом, да и теперь должна беспристрастно сказать тебе: дочь моя, спасение твое под угрозой, как и его спасение.

В комнате воцарилось напряженное молчание, в период которого в сердце Веры происходила сильная борьба.

Ничего не говоря, она порывисто поднялась и, пройдя мимо мамы, вышла в сад и села на скамью. Густые сумерки и вечерняя прохлада так целительно повлияли на нее, что вскоре она успокоилась и смогла углубиться в себя. То, что ей тогда сказал служитель, а теперь мама — умом она понимала, соглашалась; но, как практически умертвить в себе эти чувства, которые так устойчиво жили в ней? Раскаяться пред Богом? «Я уже не раз раскаивалась и со слезами, но что такое умертвить?… — рассуждала она сама с собой. — Я должна осудить свои чувства по отношению к Андрею и осудить все те воспитательные меры, направленные к тому, чтобы воспитать в нем чистую, нежную любовь, ну, пусть даже к себе? А разве это порочно? Нет, ведь это так благородно, так чудесно, так мило. Да, но где оно? Куда же все это исчезло и так быстро? Может быть, Петр Никитович прав, что я не помогла ему, действительно, окрепнуть во внутреннем человеке, созреть его личности? Может, я, действительно, заняла его собой слишком много? А это оказалось так непрочно, так легко он выбросил меня из сердца. Почему он так легко расстался со мной? Ведь я всем существом чувствовала, как он любит меня сильно, неделимо. Он мог дни и ночи проводить в моем присутствии, даже совершенно молчаливо. Ведь он любил все: не только то, что во мне, а и на мне, все до самой пустячной мелочи — и так мало получал за это награды. Стой, стой! — может, он, действительно, так легко оставил меня из-за того, что я так строга была к его чувствам? Мне это нравилось, я забавлялась этим, хотя наказывала и саму себя, но ведь я накапливала все это, в нем и в себе, к нашему счастью впереди. И, как видно, напрасно, ведь он так мало был награжден мной, да и сама себя лишила многого; а теперь этой любви больше не вернешь, ведь она — первая. Да, но почему мама осуждает меня за эти глубокие чувства? Почему Петр Никитович назвал меня идолом для Андрюши? Ведь любовь к Господу на своем месте, а к нему — на своем! Одно не мешает же другому? Нет, я не могу не любить, я должна любить! Я хочу любить! Надо только не давать места порочной любви. Но как освободиться от этой мучительной тоски, как выбросить из сердца его? А я ведь не знала, что так сильно могла полюбить его. Как все-таки справедлив оказался Петр Никитович, когда еще в самом начале, а потом и вторично предупреждал меня; и как мог, этот неграмотный, простой проповедник не только понимать эти тонкие чувства, но и предусмотреть мою катастрофу? Ах! Какой это замечательный человек, как богат он красотою своей души, как прост, доступен и, одновременно, велик. Ведь и Андрюша мог быть таким, вот, волевым, мужественным, достойным подражания, если бы он прошел такую же суровую школу жизни, как Петр Никитович Владыкин. Но Андрюшу воспитывала я, в „своей школе“, и воспитывала для себя, поэтому и…»

Чувство глубокого осуждения коснулось сердца Веры, и она, беспомощно опустив голову, поднялась со скамьи и вышла на улицу. Остановившись у куста сирени, около палисадника, Вера вдруг вспомнила Павла Владыкина, их последнее объяснение на этом месте. Его образ, таким ярким, живым, предстал в ее воображении. Вспоминая все детали их последних встреч, она была крайне поражена: силою его духа и воспитанностью, эрудицией и таким сочетанием внешнего вида с внутренним содержанием. Она впервые встретила такого юношу, который, удивительно не по годам, был внутренне созревшим; а ведь она знала его, еще мальчишкой. Знала и то, что его личность оформилась не под чьим-то влиянием, а в свободе. Ее пленило в Павле то, что он так близко, так чутко отнесся к ее трагедии с Андреем; даже не осудил ее за попытки к сближению с ним, Павлом, но так великодушно, по-дружески, остановил ее, и сам остался на должной высоте.

Павел прошел мимо нее так коротко, быстро, но не бесследно. Вера почувствовала, что именно таким должен быть тот, с кем могла бы она разделить жизненное поприще и, служа ему, получить подлинное удовлетворение. Теперь она поняла свою ошибку по отношению к Андрею, оказавшуюся роковой. Одновременно с самоосуждением, светлый образ Павла пленял ее все больше и больше. Ей уже теперь хотелось не пленять кого-то, а быть плененной самой кем-то, и этому отдать всю себя. Вера ощутила на себе силу влиятельности тех прекрасных свойств души, какие она почувствовала в Павле. Ей даже представилось, как бы она могла помолодеть душой в его близости. Но Павел не взял ее, прошел своею светлою дорогой, по восходящему пути, а ей напомнил, что у нее есть свои счеты с ее Спасителем Христом. «Да, все-таки, я безумная, — рассуждала она дальше, — ведь все прекрасное, что имеется в Петре Никитовиче и в Павле, не от Христа ли это? Не Он ли наделил их этими свойствами? А я, чем увлекла Андрея? Собой!

Но что теперь? Мне сказали, что надо покаяться — это значит, осудить в себе эти чувства, отречься от них. В действительности же, в молитве, она просит у Бога силы пережить обиды, успокоиться, а с самим чувством расстаться не хочет».

Так, долго боролась измученная душа Веры Князевой со своими мыслями, пока заводской гудок не напомнил, что близится полночь.

— Нет! Я не могу не любить! Андрея