Читать книгу - "Царствование императора Николая II - Сергей Сергеевич Ольденбург"

их в верности царю и в ненависти к революции. Статс-секретарь Половцов пишет, что в ноябре гвардейское офицерство требовало ареста Витте и объявления диктатуры, а в. к. Николай Николаевич их от этого удерживал, обещая, что в случае необходимости он станет сам во главе такого движения. Из непосредственного общения с государем гвардейское офицерство имело случай убедиться, что он был и остается хозяином земли русской.

1 декабря к государю впервые явились делегаты правых: монархической партии (В. А. Грингмут), Союза русских людей (кн. Щербатов), Союза землевладельцев (Н. А. Павлов, А. А. Чемодуров и др.) Эта встреча не была удачной: исходя из ложного представления о том, будто на государя легко влиять, некоторые делегаты приняли резкий тон и чуть не требовали, чтобы государь сам подтвердил им неприкосновенность царской власти.

Государь ответил: «Не сомневаюсь, что вы пойдете не по иному, как только по предначертанному Мною пути… Манифест, данный Мною 17 октября, есть полное и убежденное выражение Моей непреклонной и непреложной воли и акт, не подлежащий изменению»…

Государь не считал допустимым, чтобы его именем пользовались для борьбы против назначенного им правительства; правые делегаты ушли неудовлетворенными. Совершенно иначе прошел второй прием – 23 декабря. Депутация Союза русского народа, с А. И. Дубровиным и П. Ф. Булацелем во главе, состояла в большинстве из рабочих, извозчиков, крестьян. «Мы с нетерпением ждем созыва Гос. думы, которая дала бы возможность нам, русскому народу, избрать уполномоченных, преданных Тебе, Государь, и Отечеству», – говорил А. И. Дубровин. Государь согласился принять знаки Союза для себя и наследника и сказал: «Объединяйтесь, русские люди, Я рассчитываю на вас».

«Правы ли мы, Государь, оставаясь верными самодержавию?» – спросил один из делегатов. Государь на это ответил несколько загадочной фразой: «Скоро, скоро воссияет солнце правды над землею Русской, и тогда все сомнения исчезнут»[111].

Совет рабочих депутатов «готовил» вооруженное восстание; но его руководители знали, что присутствие гвардейских полков делает всякую попытку в Петербурге совершенно безнадежной. Он поэтому избрал для начала другой метод – удар по государственным финансам.

2 декабря в восьми петербургских газетах появился «Манифест Совета рабочих депутатов». Изображая мрачными красками положение страны, Совет приходил к выводу: «Надо отрезать у правительства последний источник существования – финансовые доходы». Для этого народ призывался: 1) отказываться от платежа налогов; 2) требовать при всех сделках уплаты золотом или полноценной серебряной монетой; 3) брать вклады из сберегательных касс и банков, требуя уплаты всей суммы золотом; 4) не допускать уплаты по займам, которые правительство заключило, «когда явно и открыто вело войну со всем народом».

Таким образом предполагалось распылить золотой запас Государственного банка, чтобы обесценить бумажный рубль и в то же время лишить власть возможности заключать заграничные займы.

Но власть на этот раз ответила быстрым ударом. Все газеты, напечатавшие «манифест», были в тот же день закрыты, а на следующий день, 3 декабря, был арестован и весь Совет рабочих депутатов. Конечно, у него имелись «заместители», президиум Совета еще собирался, выносил резолюции; но история Совета как властного учреждения, как «второго начальства» кончилась с этим арестом, и вместе с ним исчезла революционная бесцензурная печать.

Крайние партии почувствовали, что паралич власти кончается, и решили дать генеральный бой: всеобщую забастовку, переходящую в вооруженное восстание, рассчитанную на присоединение войска к восставшим. Наиболее удобным местом для начала движения была признана Москва, где генерал-губернатор П. П. Дурново своим полным бездействием облегчал деятельность революционных организаций; к тому же, в войсках московского гарнизона (особенно в Ростовском полку) происходило брожение; солдаты «предъявляли требования» командирам, отказывались повиноваться.

5 декабря в Москву прибыл новый генерал-губернатор, адмирал Ф. В. Дубасов. Принимая представителей администрации, он произнес знаменательную речь: «В этой самой Москве, где билось сердце России горячей любовью к родине, свила себе гнездо преступная пропаганда. Москва стала сборищем и рассадником людей, дерзко восстающих для разрушения основ порядка… При таких условиях мое назначение на пост московского генерал-губернатора приобретает особый характер. Это – назначение на боевой пост… Я убежден в победе над крамолой, которую можно победить не только залпами и штыками, но нравственным воздействием лучших общественных сил. Теперь крамола обращается к законной власти с дерзкими требованиями, бросает дерзкий вызов с поднятым оружием. Вот почему я не поколеблюсь ни на одну минуту и употреблю самые крайние меры; я буду действовать, как повелевает мне долг».

В тот же день закончились беспорядки в Ростовском полку: солдаты «качали» своего командира и кричали ему «ура».

6 декабря был издан «приказ о революции», как выразилось «Новое Время»: на 12 ч. дня 8 декабря объявлена была всеобщая забастовка. «Пролетариат не удовлетворится никакими частичными перемещениями политических фигур правительственного персонала. Он не прекращает стачки до тех пор, пока все местные власти не сдадут своих полномочий выбранному от местного населения органу временного революционного управления», – говорилось в воззвании, подписанном: партией с.-д., партией с.-р., союзом железнодорожников, почтово-телеграфным союзом и московским и петербургским Советами рабочих депутатов. Тщетно П. Н. Милюков в своей газете предостерегал крайние партии от такого рискованного шага.

В Царском Селе с 5 по 9 декабря происходили совещания о новом избирательном законе. Как и на летних петергофских совещаниях, резолюция государя заменяла голосование. Приглашенные в качестве представителей умеренной общественности А. И. Гучков и Д. Н. Шипов отстаивали всеобщее избирательное право, но сочувствия не встретили. Государь не хотел «ломать» избирательный закон 6 августа, а только дополнил его присоединением новых слоев населения. Решено было предоставить рабочим 206 мест выборщиков[112], избираемых отдельно, а в городах предоставить право голоса всем частным и государственным служащим, а также всем квартиронанимателям (для С.-Петербурга, например, это было увеличение числа избирателей примерно с 10 000 до 100 000).

Третья всеобщая забастовка началась в назначенный срок 8 декабря, но сразу же обозначился ее неуспех. Многие железные дороги прямо отказались к ней примкнуть. В Петербурге бастовала только незначительная часть рабочих. «Приказали начать забастовку, а не слушаются!» – иронически замечало «Новое Время» 9 декабря и уже на следующий день сообщало: «Всероссийская забастовка провалилась самым плачевным образом».

Все же дороги московского узла забастовали (кроме Николаевской, которая усиленно охранялись войсками), и революционные партии, собравшие в Москве около двух тысяч вооруженных дружинников, решили продолжать выступление по намеченному плану.

Задачей было добиться перехода войск на сторону революции. Но выступление начинялось в атмосфере народного равнодушия: не чувствовалось ни малейшей «психологической заразы». Штаб боевых дружин поэтому решил повести партизанскую войну на территории старой столицы. Дружинникам были даны следующие «технические указания»[113]: «Действуйте небольшими отрядами… Против сотни казаков ставьте одного-двух стрелков… Попасть в сотню легче, чем в одного, особенно если этот один неожиданно стреляет и неизвестно куда исчезает… Пусть нашими крепостями будут проходные дворы и