Читать книгу - "Пульс Хибин. Сборник - Борис Николаевич Никольский"

Да, мы не называли сегодня всех цифр. Но они есть, и подготовить их недолго. Да ведь и просто если на счетах прикинуть — ну все ведь ясно, товарищи! Ясно большинству. А что на эмоциях выступали многие — это понятно: вопрос серьезный, очень серьезный...

Окончательного решения мы сейчас принять не можем. Но голосованием мы можем принять такое решение: «Считать нецелесообразным...»

Голованов: — «Учитывая новые обстоятельства, считать строительство поселка на двенадцать тысяч человек нецелесообразным. И считать целесообразным сооружение в запланированном месте отдельных пунктов в соответствии с необходимостями производства...»

Ведущий: — Будем голосовать!..

Вадим Набирухин

ОБЫЧНЫЙ РЕПОРТАЖ

Экспресс из Ленинграда приходит на станцию Апатиты вечером, когда зимой уже темно. Впрочем, это по ленинградским меркам, а для этих широт требуется пояснение: световой день здесь в конце января длится всего три с половиной часа, так что «темно» начинается очень рано.

Вагоны уже мягко подкатывали к невысокому зданию вокзала, а я, вспомнив рассказы попутчиков о суровых морозах Хибин, пурге, метелях и буранах, торопливо добавил к своей экипировке все теплые вещи, лежавшие в чемодане, и, дожидаясь остановки, уже стоял в тамбуре у раскрытой двери, готовый к любым морозам и ветрам.

Не успел и заметить, как все мы оказались среди встречающих, а вскоре уже летели в машинах в Кировск, который пригласил группу ленинградских писателей и ветеранов Хибин на свой полувековой юбилей.

Первый раз я в этих краях. Всматриваюсь через боковое стекло в убегающий назад пейзаж. Белые равнины с пологими подъемами и спусками. Редкие низкие деревья. Просторное асфальтовое шоссе. Судя по высокой, будто отфрезерованной снежной стене, которая тянется сбоку, здесь недавно прошел мощный роторный снегоочиститель. Сам себя ловлю на мысли — обычное шоссе. С этих пор и все время пребывания в Кировске по самым разным поводам будет в голове это слово — «обычно». Обычное шоссе. Обычные дома. Обычные кинотеатры, магазины, школы, расчищенные улицы и площади. Только сугробы очень высокие. Даже когда сквозь стекло машины мелькнула надпись «Цветы», в первое мгновение этого как-то специально не отметил, и вдруг — яркие живые цветы в освещенной витрине за полузамерзшим стеклом. Живые, яркие гвоздики и узоры Деда Мороза на стекле. Потом узнал я, что цветы — дело в заполярном Кировске обычное.

Но именно эта обычность, обыкновенность и поражала, заставляла вспоминать историю, внимательнее приглядываться к окружающему, задумываться. Какие силы, мужество надо было иметь первопроходцам Хибин, когда полвека назад, в то далекое уже теперь время, по призыву ленинградской партийной организации сюда приехал отряд коммунистов — начать самоотверженную битву за «камень плодородия» — апатит.

Нужно, действительно, побывать здесь, чтобы понять, почувствовать величие характера тех людей, кто оживил пустынную тундру. Десятки, сотни, а потом тысячи участников всепоглощающей тяжелой работы. Палатки, целые улицы палаток, землянки, затем первые низкие деревянные бараки. Сегодня я видел обычные многоэтажные каменные дома. А ведь тогда почти все было впервые. Первая палатка, первый двухэтажный деревянный дом, клуб. Первое бурение шурфа и первый взрыв, разбудивший тишину тундры, спугнувший птиц.

И сейчас, выйдя за город, совсем не трудно представить себе, как выглядели эти места в своеобразном коридоре между двумя большими озерами — Имандрой и Умбозером. Высокие сопки с вершинами, срезанными и сглаженными древними мощными ледниками, отлогие склоны, поросшие узкими елями, редким подлеском и кустарником. Издали все это напоминает огромный макет с деревьями, нарезанными из картона и бумаги. Все уменьшенных размеров. Когда через год я был в Мурманске, местные писатели Борис Блинов и Владимир Смирнов решили показать мне лес. Мы шли к стоящим вдали елям. Под ногами был мешавший идти, я думал, черничник, но оказалось — заполярная березка. И сейчас несколько веток ее — в полный рост! — стоят в цветочной вазе на моем письменном столе. Крепкие мелкие желтые листья, меньше копейки величиной.

Но вернемся к хибинским сопкам. Кое-где здесь от вершины до подножья — как будто полоса белого полотна безо всякой растительности: тут когда-то сошла снежная лавина, сметая все, что встретила на своем пути, — живое и неживое, — погребая его под многотонным слоем снега такой плотности, что по нему, не проваливаясь, могли идти бульдозеры.

Поздним вечером мы сидели в уютном теплом холле базы отдыха Кольского филиала АН СССР. Смотрели по цветному телевизору чехословацкую комедию, окна были плотно зашторены. Утром мы узнали, что именно в этот поздний вечер было северное сияние. Кто-то из работников базы, услышав утром наш разговор, сказал: «Ведь вчера ночью было! Видели?» — «Нет, — ответили мы, — что ж нам не сказали?» — «Так обычное ж дело, — ответила девушка. — А вы что, не видели никогда?» Мы удивились, что оно было, а девушка была удивлена, что кто-то не видел северного сияния ни разу в жизни и готов был встать среди ночи, чтобы посмотреть на это «быстро меняющееся свечение отдельных участков ночного неба, наблюдаемое временами преимущественно в высоких широтах. Происходит в результате свечения разреженных слоев воздуха на высотах 90—1000 км под действием протонов и электронов, проникающих в атмосферу из космоса» — как сухо и бесстрастно определяет это чудо природы «Энциклопедический словарь».

Когда начинали разведку и разработку апатитов, не было даже карт, все было впервые. Академик Ферсман вспоминал: «Здесь можно открыть реки, протекающие 80 км по широте, а не по меридиану, как указано на картах; вы можете натолкнуться на крупнейшие горные вершины и водопады там, где на карте показана болотистая низина, наконец вы совершенно не уверены, что точки на наших картах не отнесены на 50 км к западу или востоку, что реки текут действительно в указанном направлении...»

Однако месторождение было разведано, оценено, и за Полярным кругом, за чертой, отсекающей, казалось, целиком всякую возможность жить и работать в этих краях, рос город, мужали люди, охваченные одним стремлением — в кратчайший срок освоить месторождение, дать сельскому хозяйству страны отечественный апатит. И это вопреки утверждениям западных специалистов о неосуществимости наших планов. Один из таких «прогнозистов», немецкий инженер Крюгель, говорил на Международной суперфосфатной конференции в 1930 году: «Очень сомнительно, чтобы те большие надежды, которые Советы возлагают на применение апатита, когда-либо оправдались. Климат местности, где встречаются залежи, неблагоприятен, и люди там едва ли смогут жить. По моему мнению, скоро придет время, когда от гордых надежд Советов... ничего не останется».

Думал ли