Читать книгу - "Москва разгульная - Ирина Геннадьевна Сергиевская"

В. Андреевский перечисляет несколько известных китайских опиумных притоновтого времени: «Такие притоны были, например, в доме 24 по Последнему переулку, в доме 12 по 1-му Спасскому тупику, в домах 5 и 20 по Большому Сухаревскому переулку, в доме 8, кв. 26 по Большому Кисельному переулку, в доме 3/2 по Садово-Спасской улице и по многим другим адресам». Особенно богат наркотическими притонами был район Трубной площади. Здесь имелись тайные притоны на все вкусы: для курения опиума, нюханья кокаина, впрыскивания морфия. И всегда во всех притонах был самогон.

Сохранилась любопытная заметка в газете «Известия» (янв. 1926 г.) об аресте двух китайцев:

«Было замечено, что в темный грязный подвал дома 2, кв. 3 по Пушкареву пер. занимаемый двумя китайцами, Лю Фу и Ле Жо Жа, как только начинало темнеть, осторожно крадучись, пробирались какие-то посетители. В 11 часов ночи в этот подвал нагрянули сотрудники оперативной группы при комендатуре отдела управления Моссовета. В подвале оказалась весьма пестрая компания из 26 человек. Здесь были врачи, артисты, дочь инженера и т. д. Одни из них курили опиум, другие нюхали кокаин, кое-кто пил самогонку. Кругом на грязных нарах сидели и полулежали накурившиеся и нанюхавшиеся посетители притона. При обыске были обнаружены опиум и курительный прибор для него, кокаин, китайские игральные карты и пустые бутылки из-под самогона. Китайцы арестованы, а посетители после допроса и составления протокола были освобождены».

Опиумный притон для интеллигентной публики.

В соседнем Соболевом переулке (ныне Большой Головин), находился так называемый «кокаиновый домик». Это был опиумный притон для интеллигентной публики. Здесь можно было не только курить и нюхать, но прочесть книжку французского писателя Клода Фаррера «В грезах опиума», в которой он восхвалял это одурманивающее зелье, дающее иллюзию полной свободы и наслаждение неземными иллюзиями.

Курильщица опиума

Наркотические притоны были не только китайские. Например, «волчатник» в Проточном переулке, хозяйкой которого была грубая одноглазая баба, пользующаяся авторитетом в воровском мире. К ней в дом приносили ворованное, здесь же всегда можно было достать кокаин и морфий.

В годы первой мировой войны опий и морфий использовали как обезболивающее. Им кололись не только больные, но и сами медики, страдающие от недосыпания и страшного переутомления. Самый знаменитый из них Михаил Булгаков, который в душераздирающем автобиографическом «Морфии» очень подробно описал воздействие наркотика на свой организм.

Булгаков пристрастился к морфию, будучи молодым врачом, когда был назначен в провинцию земским врачом. Началось все с простого укола для снятия аллергии на противодифтерийную прививку. Вот, что рассказывает об этом пороке писателя в своей книге муж сестры Булгакова Леонид Карум: «Михаил был морфинистом, и иногда ночью после укола, который он делал себе сам, ему становилось плохо, он умирал. К утру он выздоравливал, однако чувствовал себя до вечера плохо. Но после обеда у него был приём, и жизнь восстанавливалась. Иногда же ночью его давили кошмары. Он вскакивал с постели и гнался за призраками. Может быть, отсюда и стал в своих произведениях смешивать реальную жизнь с фантастикой».

Так, однажды поздней ночью, во время жуткой ломки, корчившийся от боли Булгаков увидел перед собой Николая Васильевича Гоголя! Это невероятное событие Михаил Афанасьевич несколько позже опишет в собственном дневнике. Он рассказывал, что к нему вошел таинственный человек с острым и длинным носом, зло взглянул на него и укоризненно погрозил пальцем. Утром Булгаков с трудом вспомнил это событие и не мог понять было ли все это во сне или на яву. Но именно после этой мистической ночи писатель твердо решил избавиться от наркотической зависимости.

Первая жена писателя Татьяна Лаппа медленно, шаг за шагом отвоевывала мужа у его роковой страсти. Она уменьшала дозировку, разбавляла дозу дистиллированной водой, и писатель все реже и реже прибегал к морфию. Еще чуть-чуть и ему удалось бы полностью справиться с бедой. Но, в 1924 врачи снова прописали Булгакову морфий в качестве обезболивающего, с тех пор он всегда присутствовал в его жизни. Даже на рукописи «Мастера и Маргариты» были обнаружены следы этого наркотика.

Морфинистов среди артистической богемы было предостаточно, в их числе актер Андреев-Бурлак, актриса Елизавета Шабельская; поэтесса Нина Петровская, которая увлекла за собой поэта Валерия Брюсова. «И это была ее настоящая, хоть не сознаваемая месть», записал Ходасевич. Падение его было стремительным. Он пытался избавиться от зависимости, прибегал к помощи врачей, но всякий раз срывался и возвращался к наркотику. Желчный Бунин назвал Брюсова «морфинистом и садистическим эротоманом».

Владислав Ходасевич, оставивший откровенные воспоминания о Серебряном веке, писал: «В 1917 г., во время одного разговора я заметил, что Брюсов постепенно впадает в какое-то оцепенение, почти засыпает. Наконец, он встал, ненадолго вышел в соседнюю комнату – и вернулся помолодевшим. В конце 1919 г. мне случилось сменить его на одной из служб. Заглянув в пустой ящик его стола, я нашел там иглу от шприца и обрывок газеты с кровяными пятнами. Последние годы он часто хворал, – по-видимому, на почве интоксикации».

Французский врач и поэт Жорж Дюамель, встретив Брюсова в Париже, написал: «Мне вспоминается поэт Валерий Б., приехавший к нам с другого конца Европы. Он как-то пригласил меня и несколько друзей к себе. В полночь мы собрались уходить. Валерий Б. схватил меня за руку и прошептал: „Останьтесь!“ Войдя в спальню, он открыл какой-то ящик и вытащил пустой шприц. Его голос внезапно изменился. Он рыдал: „У меня нет морфия, а ночь только начинается. Дюамель, вы врач! Спасите меня, дайте мне рецепт!“ Я глядел на него с ужасом. И вдруг он, – обычно такой гордый, – сказал: „Напишите рецепт, или я стану на колени и буду валяться у вас в ногах!“»

Морфий употребляли не только поэты и артисты, но и аристократы, и чиновники. Например, глава московской полиции Александр Власовский. Известный публицист Амфитеатров отзывался о нем так: «Два этих порока, алкоголизм и морфиномания, обыкновенно исключают один другой, но, когда они сочетаются, получается жуткое самоуничтожение организма, истлевающего, как свеча, зажженная с двух концов. В такой опасной мере (…) я наблюдал это страшное сочетание лишь у одного, тоже очень странного человека: у пресловутого своей непопулярностью московского обер-полицмейстера Власовского».

К началу XX века начали появляться первые химически синтезированные вещества. В 1902 году немецкие химики синтезировали вещество «Барбитал». Фармацевтическая компания «Bayer» начала его продажу под названием «Веронал», рекламируя как безобидное успокоительное и снотворное. Без этого препарата не могла обходиться супруга Николая II, императрица Александра Федоровна, которая отличалась повышенной нервозностью. Вслед за «Вероналом» компания «Bayer»