Читать книгу - "Три жизни Алексея Рыкова. Беллетризованная биография - Арсений Александрович Замостьянов"

три-четыре года после смерти Ленина. Рыков не сумел — физически и морально — перейти на более высокую скорость, перейти на чрезвычайный режим работы. А в конце 1920-х требовалось именно это — и чтобы сочетать индустриализацию и коллективизацию с сохранением остатков НЭПа, и для того чтобы сколотить политическую группу, с которой группа Сталина могла бы работать уважительно, компромиссно. Рыков, увы, продремал этот шанс. Как и многие старые большевики с долгим подпольным опытом, он не сумел долго тянуть управленческий воз и стал просто проигрывать конкуренцию. Это поражение, увы, сопровождалось агрессией политической клаки и предательством коллег. Он, конечно, до поры до времени спорил с кем угодно, никого не опасался, отстаивая свое представление об экономике, в первую очередь — о крестьянстве. В известной степени до 1928 года Рыков считал себя незаменимым. Но в его управленческом стиле проявлялось то, что Уголовный кодекс определяет понятием «халатность». А противостояли ему люди энергичные, умевшие мотивировать молодых. Рыков не успевал… Рыков опаздывал… Цифра 45 оказалась для него роковой. Нам сегодня, быть может, непросто это понять. К этому рубежу Рыков подошел, растеряв молодецкое здоровье. Ни северные ссылки, ни политические ралли, ни Гражданская война, ни устоявшаяся привычка постоянно носить с собой заряженный револьвер, ни совмещения должностей даром не проходят.

Впрочем, в середине двадцатых, да и несколько позже, должность генерального секретаря ЦК еще не обрела безоговорочного лидерского статуса — даже на партийных мероприятиях. И на заседаниях Политбюро, и на партийных конференциях, и на съездах выступления Рыкова в те годы оказывались не менее весомыми, чем сталинские. Особенно когда речь шла о хозяйственных задачах, а они считались магистральными. Показательной в этом смысле стала XIV конференция РКП(б), прошедшая с 27 по 29 апреля 1925 года. Ее делегатом демонстративно не избрали Троцкого. Большевики обсуждали свою стратегию в отсутствие двух вождей Октября — умершего и опального. Сталин тоже в тот раз счел за благо оставаться в тени. Он, конечно, присутствовал на конференции, но слова не брал — и доклад о парторганизационных вопросах зачитал Молотов. По экономическим вопросам выступали Рыков, Цюрупа и Дзержинский. Обсуждение пятилетнего плана привлекло более широкую группу докладчиков, включая Куйбышева. Вопросы мировой революции большевики на этот раз практически не обсуждали. Напротив — говорили об очередном укреплении капиталистического мира и о необходимости медленно, но верно строить социализм в СССР, что было еще одним ударом по принципам Троцкого, которые привлекали многих партийцев.

Рыков посвятил свой обстоятельный, лишенный внешних эффектов доклад проблемам кооперации — как основе экономики. Что это за явление? Пайщики-кооператоры закупали у крестьян продукты, продавали им «мануфактуру», производили мелкие товары из крестьянского сырья. Их считали связующим звеном между старым и новым миром, между прогрессивным, пролетарским городом и своенравной, мало что понимающей в социализме деревней. Кооперация надолго стала «коньком» председателя Совнаркома.

Рыков подчеркнул, что потребкооперация (это движение к тому времени охватило более 8 миллионов человек) стала стержнем восстановления хозяйства: «Роль потребительской кооперации в реализации промышленной продукции выражается цифрой 25–30 %». Без этого инструмента государству в условиях НЭПа вряд ли удавалось бы регулировать цены. Рыков традиционно предлагал опираться на бедняка и середняка, но, по существу, призывал и на некоторое время отказаться от яростной борьбы с кулаком — вполне в духе НЭПа. Это звучало достаточно смело: «Административными мерами с частным капиталом мы теперь не должны бороться. Взаимоотношения между государством и частным капиталом складываются на основе экономического соревнования, конкуренции. По этому же типу должно устанавливаться и наше отношение к буржуазному слою в деревне. Необходимо прекратить административный зажим этого слоя. Если мы хотим обеспечить дальнейший экономический рост деревни, нужно создать условия для вполне легального найма батраков и облегчить аренду земли»[123].

При неизбежном и временном росте капиталистических отношений в деревне Рыков особенно энергично делал ставку на кооперацию — как на «основу организации социалистического общества». Он припас и несколько громких, лозунговых фраз: «Один трактор лучше, чем 1000 агитаторов», «Деревянной сохой мы социализм не построим». Такие постулаты хорошо воспринимались не только в делегатской среде, они шли в народ. Цвет большевиков аплодировал Рыкову. Он показал себя более деловитым и компетентным руководителем, чем открывавший конференцию Каменев. Сталин послеживал за конкуренцией Совнаркома и СТО с улыбкой, решительно отдавая предпочтение Рыкову. Но на первые роли в обсуждении этого вопроса покамест не выходил.

Все выступающие, включая Рыкова, говорили о росте экономики, о росте накоплений. Конечно, речь шла о подъеме с крайне низких позиций — после разорительных войн, массовой эмиграции и полной смены государственного аппарата. Работать им довелось в разруху, среди развалин. Это неудивительно: во многом они — большевики — сами сознательно пошли на разрушение старого мира, вызвавшего интервенцию и гражданскую войну. Одно из ключевых слов того времени — нехватки. Не хватало самых необходимых ресурсов для производства. Около 84 % населения были жителями деревень и аулов — и этот перекос представлял постоянную угрозу для государства, для экономики. Рыков считал, что кооперация поможет «втянуть» деревню в город, отстаивал эту идею повсюду — и мало кто с ним спорил по этому вопросу.

Тогда все сходились, что восстановить экономику без «буржуазных специалистов» решительно невозможно. К работе привлекали не только неблагонадежных высокооплачиваемых инженеров, но и крупных царских чиновников, на которых многие «леваки» смотрели как на классовых врагов, которых расстрелять мало. А Рыков с этими людьми работал умело. Например, с Сергеем Федоровичем Вебером, который в царские времена был товарищем министра финансов Владимира Коковцова (его считали одним из организаторов Белого движения). Ему подчинялись департаменты Государственного казначейства, таможенных сборов, железнодорожных дел, а также Китайско-Восточная железная дорога. В отсутствие Коковцова именно он проводил все важнейшие совещания министерства. Словом, несомненный враг. Но он не бежал из России после 1917 года. В середине 1920-х он руководил бюджетной комиссией Института экономических исследований при Наркомате финансов СССР. И таких людей среди работников наркоматов и руководителей крупных предприятий было немало.

С другой стороны, упорядочить экономику невозможно и без международного сотрудничества. Советский Союз сам себя за волосы вытаскивал из мировой изоляции. Помогали зарубежные левые, заведшие даже определенную моду на советскую тему в США и Европе. Прежде всего — в Штатах. Рыков в этой кампании пребывал на первых ролях. Уильям Резвик[124], американский журналист, много лет представлявший Ассошиэйтед Пресс в СССР, несколько раз беседовал с председателем Совнаркома. В середине 1920-х в разговоре с Резвиком, предназначавшимся для прессы, Рыков говорил о необходимости активного сотрудничества между США и СССР, даже о «координации экономических действий», которые соответствуют общим интересам[125]. Любопытно, что, вернувшись в США, Резвик написал вполне просоветскую книгу